— Все! — устало сказал Борис, потушив зажигалку. — Так и знал — никогда мне не везет!
— Прямо уж никогда? А вот мне сегодня очень повезло!
— Что, выиграла? Подписку?
— Подписку?.. А, это тоже.
— А что еще?
— Еще?.. Боря, а ты очень эту подписку хотел? Хочешь, я ее тебе подарю?
— Как?
— Только с одним условием. Ты меня проводишь.
— Так я и сам собирался! Хоть до Черноречья!
— Нет, до Черноречья не надо. Только до Минутки.… Пойдем?
Котенок взмахнул лапой, и декорации изменились. Место забора из чеченских башен и кремлевских стен сменил вид на неширокую улочку поздним вечером. Шумели густые деревья, поблескивая в неоновом свете фонарей, остывал раскаленный дневной жарой асфальт. Картинка приблизилась — на секунду мелькнула вывеска «Букинист» — и весь экран заняло высокое темное окно витрины с маленьким белым пятнышком внизу. Еще наплыв — пятнышко приближается, увеличивается и превращается в листок бумаги. На листке шариковой ручкой написано: «262».
Больше ничего.
— Узнаешь? — промурлыкал котенок. — Знаю, у тебя плохая память на числа, но это-то помнишь?
— Помню. И никогда не забывал. Это мой номерок на розыгрыше «Мира Приключений».
— А что ты по нему выиграл, помнишь?
— Ты меня за склеротика держишь? — возмутился Борис. — Все я помню! Только при чем здесь это?
— А при том! — неожиданным басом рявкнул котенок. Борис вздрогнул. — Помнит он.… А что ж ты тогда все ноешь и ноешь: «Ах, я невезучий! Ах, как мне всегда не везет!» Всегда? Тогда — тоже? Отвечать быстро — повезло или нет?! Не думать! Ну!!
— Повезло, конеч… — машинально ответил Борис, спохватился. — Перестань! Я же не это имел в виду. Что ты к словам цепляешься?
Котенок уселся на шезлонге, замер как черная статуэтка.
— С тебя пример беру, Боренька, с тебя. Это ты же у нас зануда, и если тебе говорят «все», то воспринимаешь это именно как «все» — без нюансов. Не везет ему всегда…
— Ну ладно, ладно, — пошел на попятный Борис, — не всегда, конечно. Но я же не про это говорил совсем. Я же про город. Неужели я не мог родиться в другом городе?
— А ты уверен, что там бы ты получил этот же номерок? — вкрадчиво спросил котенок.
— А что? Ира бы тоже могла там родиться, и мы бы встретились…
— Как у тебя все просто! Могли бы.… Встретились. Нет, Боренька, все гораздо сложнее, гораздо! Ты даже представить себе не можешь, насколько малы были у вас шансы. Ничтожно, бесконечно малы! — улыбнулся, обнажив клыки, и отчеканил. — И ни в каком другом городе вы бы не встретились. Ни-ког-да!
— Почему? — растерялся Борис.
— Потому! Извини, но у тебя знаний не хватит, чтоб это понять. И твой Нефтяной институт не поможет. Так что просто поверь и все!
— И что же теперь нам делать? — не удержался Борис.
— Жить, — ответил черный котенок. — И выживать.
Хмурым декабрьским утром Борис последний раз приехал на завод.
Не озарило его никакое политическое прозрение, не открылось внезапно будущее — просто подошел очередной отпуск. Да и трудовую книжку он решил забрать так, на всякий случай. Ольга Ивановна, уже отошедшая от случая с самолетом, вновь превратилась в идеал чиновника и книжку просто так отдавать не хотела. Вроде и понимала все, но и ответственности лишней брать не желала. Слава богу, Борис прекрасно знал начальника отдела кадров, и через десять минут книжка была у него на руках.
— Что, взяли? — как ни в чем ни бывало, спросила в коридоре Ольга Ивановна. — Ну и правильно — кто его знает, что дальше будет.
Борис по привычке зашел в цех попрощаться, там еще оставалось человек десять. Делать им было нечего — цех давно стоял — и народ откровенно маялся. Теперь не было даже привычного за последнюю неделю сомнительного развлечения — залезать на колонну и следить за самолетами. Министр обороны, наконец, вспомнил, что самолеты были не турецкие, а все-таки российские. Сделал он это мимоходом, никаких пресс-конференций на это раз не собиралось, и телевидение об этом не трубило ежечасно, что тоже можно понять — ну что тут такого. Подумаешь, не разобрался сразу: самолетов-то много — за всеми не уследишь. А что знаков отличия не было — так их, наверное, просто не успели нанести. После покраски.
Почти все оставшиеся в цехе мужчины сидели в курилке и, судя по дыму, сидели здесь давно и прочно. Бориса никто не заметил: спор был в самом разгаре, и спор нешуточный.
— Да я тебе и сотый раз скажу — это невозможно! — горячился полный мужчина. — Невозможно!
— Как же невозможно, когда все видели? — ехидно спросил лысый слесарь, которого, не смотря на почти пятьдесят лет, все звали Володей.
— Что видели?
— Ну не тебя же? — Володя довольно усмехнулся. — Танки видели с оторванными башнями.
— И что? Что из этого следует? — упрямо спросил полный.
Борис закурил сигарету, присел на краешек лавки. Этот спор он слышал уже несколько дней, он даже знал, что будет дальше. Сейчас Володя скажет про прокурора.
— Вот прокурор! — объявил Володя. В курилке засмеялись. — Что следует, что следует! Что их подбили, следует, что же еще.
— А из чего?
— Из рогатки! Из гранатомета, из чего же еще!
— А башня почему отлетела?
— Почему, почему.… По кочану! Потому что снаряды сдетонировали.
— Боекомплект.
— Вот зануда! Ну, пусть боекомлект.
— Сдетонировал?
— Сдетонировал!
— От РПГ?
— От КПСС! — захохотал Володя. — Конечно от РПГ!
— А я тебе говорю — это невозможно! — повторил полный. — Чтоб сдетонировал боекомплект заряд нужен гораздо больший, чем у разового штатного выстрела из РПГ. Да и не пробьет он броню.
— Слушай, слушай, Володя, — вмешался подзадоривая еще один. — Петрович знает, он до капитана дослужился. А ты в стройбате ничего, кроме лопаты не видел.
В курилке засмеялись. Володя порозовел.
— Из чего же их по-твоему подбили? Из пушек? А ты передачи видел, где чечены показывали, куда надо стрелять, чтоб и броню пробить и боекомплект подорвать? Капитан хренов!
— Пусть они там хоть что показывают! — отрубил Петрович. — Есть законы физики, термодинамики, и их не изменить. Бортовую броню Т-80 РПГ-7в штатным выстрелом не берет даже без фальшборта.
— Значит, невозможно?
— Невозможно!