— … положение в Чечено-Ингушетии. Чрез…
Борис бросил отвертку, подбежал к телевизору, крутанул ручку громкости.
— … вычайное положение вводится по всей территории Чечено-Ингушской республики с пяти часов девятого ноября тысяча девятьсот девяносто первого года…
— Что случилось, Боря? — спросила, открывая дверь, Ира.
Борис вдохнул ринувшийся из кухни аромат, сглотнул слюну и убавил громкость.
— Чрезвычайное положение вводят. Черт его знает, как они это себе представляют? Что-то не очень мне… Ир, а готово скоро будет? ЧП не ЧП, а кусить-то хочется!
Ночью Бориса пару раз будил гул самолетов. «Тяжелые! Наверное, транспортные. Десант везут? Сказать?» Борис посмотрел на мирно спящую Ирину, тихонько поцеловал ее в шею и закрыл глаза.
Девятого город забурлил. Дороги перегородили бетонными плитами, на площади раздавали оружие. «Прямо Петроград в семнадцатом! — подумал, глядя на очередь перед грузовиком с оружием, Борис. — Жаль, Аланбека нет, можно было б и себе взять».
К вечеру стало ясно, что никакого ЧП нет, и не предвидится, и Борис вернулся к половицам.
Президент вступил в должность под аккомпанемент дождя с мокрым снегом и автоматной стрельбы. Борис посмотрел инаугурацию по телевизору и принялся за двери. Хотелось покрасить их «под дерево».
Ремонт до конца закончить не успели: слишком все-таки отвлекала национал-революционная круговерть. Правда, и осталось совсем немного. Новый год встречали у друзей — тогда они еще не знали, что это последний раз. За окнами падал легкий снежок, в квартире двенадцатиэтажки у роддома гремела музыка, звучали тосты, и казалось, что ничего не изменилось — все как обычно. Стреляют чаще? Подумаешь ерунда, Кавказ все-таки! Разговоры о будущем пошли только, когда все устали, да и то как-то вяловато. Первый раз Борис заметил, что друзья особо не откровенничают с ним на эту тему. Шушукаются между собой, а стоит подойти — замолкают, или сводят все к шуткам. Стало немного обидно: «Что это они? Чего боятся?» Борис вернулся к столу, налил водки, посмотрел на задремавшую в кресле Ирину. «Ну и бог с ними. За тебя, Ира! И за меня. За нас!» — и скривившись, выпил стопку до дна. Домой возвращались рано утром, по еще темным улицам заснувшего города. Под ногами скрипел тонкий снег, на улицах не было ни души. Лишь у Совета Министров дремали двое в камуфляже и с автоматами. Услышав шаги, один понял голову, и Ирина крепче вцепилась в руку мужа.
— Эй! — хрипло произнес охранник, снял автомат, направил ствол в небо и нажал на спуск. — С Новым годом?
Автомат сухо щелкнул. Охранник зевнул и рассмеялся.
— С Новым годом! — облегченно ответил Борис.
В январе квартира была готова. С особым удовольствием Борис доделал спальню. Последний штрих он сделал за один день, пока Ира была на работе. Повесил над тумбой для белья зеркало, рядом приделал бра, перед тумбой поставил пуфик. На тумбу поставил всю Иркину косметику и пошел пить чай.
Вечером Ира, увидев его довольное лицо, сразу прошла в спальню. Села на пуфик, посмотрела на себя в зеркало, зажгла свет. Посмотрела на Бориса, выключила свет, опять повернулась к зеркалу. Борис подошел, положил руки ей на плечи. Ира склонила голову, прижалась к его ладони, снова дернула за шнурок, зажигая бра.
— Нравится? — не выдержал Борис.
— Нравится, — дрогнувшим голосом прошептала Ира, — еще как нравится! Спасибо, Боря! Я же об этом столько лет мечтала… столько лет.… Жаль, что так поздно…
Борис нагнулся, посмотрел на отражение в зеркале.
— Э! Это что еще такое? — повернул Ирину к себе, промокнул губами одинокую слезинку. — Ирка, ты что? Ты же не плакала никогда? Перестань — все у нас будет хорошо!
В ту ночь Ира была неугомонна и как никогда смела. Дважды их души, переплетаясь, улетали на небо, дважды исчезала и, обновленная, снова появлялась вселенная. Смятая простыня свесилась с дивана, упало на пол ненужное одеяло. Тяжело дыша, Борис откинулся на подушку и закрыл глаза. В глазах загорались и гасли звезды. Борис улыбнулся, нащупал гладкое плечо и уткнулся в него носом.
— Не спи Боря, — прошептала Ира, — не спи. Ведь у нас сегодня новоселье?
— Новоселье… — так же тихо ответил Борис. — Волшебный лес. Но я больше не могу, Ирочка.
— А ты отдохни, я подожду, — Ира повернулась и положила голову ему на грудь.
Борис приоткрыл глаза, провел рукой по гладкой спине, снова зажмурился. Огоньки зажигались и гасли, зажигались и гасли.
— Ты уже отдохнул? — спросила Ира.
Борис молча покачал головой.
— Нет? — удивилась Ира и тихонько засмеялась: — А мы сейчас поможем!
Легкие пальцы пробежались по обмякшему телу, немного задержались на животе, опустились вниз.
— Ой! Действительно не отдохнул. Бедненький — совсем я тебя замучила.
— Это не я, любимая, — прошептал Борис, — Это он.
— Он? — улыбнулась Ира, и в почти синих глазах загорелся вызов: — Он? А если так?
Горячие губы прикоснулись к его груди, прошлись по животу, скользнули ниже. Глаза закрылись сами собой, в темноте опять зажгись звезды. Губы раскрылись, прижались, обволакивая, и Борис помчался к звездам. Ближе. Еще ближе! Еще! Вселенную пронзила терпкая судорога, Борис вздрогнул и дотронулся до звезд рукой.
Nie spoczniemy, nim dojdziemy,
Nim zajdziemy w siódmy las…
Отражаясь в зеркале, смотрело на них не выключенное бра.
Как один день проскочил февраль: нападения на военные городки, разгром поджог и взрыв складов конвойного полка МВД, продуктовые карточки, постоянные уточнения границ с Ингушетией, бушующие митинги. Мир стремительно менялся, угрожающе закручиваясь воронкой, не замечать этого уже становилось трудно. И они замечали, конечно. Замечали, но что толку? На жилье в России не хватало денег, ехать просто так — в неизвестность — не хватало решимости. И чем яростнее дули ветры, чем глубже увязал город в революционном угаре, тем сильнее их тянуло друг к другу. Ночью в спальне трехкомнатной квартиры включалось бра, и все тревоги улетали прочь. Далеко-далеко, на край земли. А что за окнами все чаще стреляли — что с того? Кавказ…
За февралем пролетел март, незаметно подошло лето. Ремонт давно закончился, и у Бориса появилось много свободного времени. Он ходил на книжный базар, водил Славика на теннис, сам там поигрывал, читал и как никогда много просиживал перед телевизором.
А посмотреть там было на что!
Дудаев предложил предоставить политическое убежище свергнутому руководителю ГДР Эрику Хонекеру. Широким жестом обещал оказать помощь голодающим Москвы и Питера. Министр внутренних дел и известный борец, чемпион мира и Олимпиады, битый час уговаривали с телеэкрана сбежавших из тюрем уголовников сдать оружие.
— Вы не мужчины! — нахмурив брови, говорил чемпион. — Вам поверили, а вы! Сдайте оружие или запишитесь в гвардию. Это последнее предупреждение!