Если говорить о том, насколько мы были лояльны и милосердны, то скажу, что лишних необоснованных расстрелов мы не допускали, но если противник не выпускал из рук по нашей команде оружие, то приходилось расстреливать их на месте. Были среди нас и люди, которые давно там воевали, а два года для войны — это опыт солидный, они никого не жалели, и если мест в вертолете не хватало, то лишних людей убирали. Но еще раз подчерку, что все они были с оружием, это был реальный противник: или ты его, или он тебя.
Экипировка у нас была стандартная общевойсковая, но средства связи были, конечно, получше имевшихся на вооружении в войсках.
Моей личной задачей было среди захваченного нами контингента каравана выявлять агентов противника. А реальным противником у нас были американская, итальянская, французская, английская разведки — все они активно действовали с позиций моджахедов, вербовали новых боевиков, вербовали агентуру уже среди моджахедов, которой ставили определенные задачи. Их задачи были различными: одни моджахеды должны были создавать недовольство среди населения, другие занимались непосредственно подрывом наших объектов, третьи организовывали целые подконтрольные себе территории, на которых стояли поселения, в которые наши войска не могли войти, потому что их на подступах всегда встречали плотным огнем. Другим направлением моей деятельности было выявление мулл, которые вели духовную обработку. Я за все время видел одного муллу. Также мне пришлось столкнуться с двумя европейцами, один из которых, как потом выяснилось, был майор, другой — подполковник. Эти офицеры иностранных разведок шли с караваном через границу в расчете на то, что, прибыв на территорию Афганистана, они дадут более четкие указания моджахедам по действиям против наших войск. Когда мы захватили караван, эти двое хотя и были одеты так же, как и афганцы, но, естественно, выделялись своими европейскими чертами лица, и сразу после захвата они в первую очередь заявили, что считают себя военнопленными и на основе Женевской конвенции мы должны с ними очень лояльно обращаться. Но лояльно не получилось, потому что пришлось их немножко физически попрессовать, чтобы они говорили более полно, и в результате этого они дали показания о том, что они являются сотрудниками спецслужб Соединенных Штатов и направляются в Афганистан для организации четкой связи между отрядами моджахедов, в том числе с использованием радиосредств, и для организации диверсионных актов против наших войск. После допроса я доставил американцев в Кабул, оттуда их самолетом отправили в Советский Союз — дальнейшей их судьбы я не знаю.
Оружие моджахеды, в общем-то, любили наше, но было у них и американское, и израильское, и автоматы АК китайского производства. Однажды мы даже решили поставить эксперимент, чтобы определить, насколько наше оружие лучше китайского: мы снарядили по десятку магазинов к каждому из автоматов и начали стрелять непрерывными очередями до тех пор, пока не раскалялся ствол и автомат не начинал выплевывать пули на несколько метров вперед. Наш автомат выдержал 8 магазинов, китайский — только 3, то есть качество нашего оружия мы видели наглядно. Для повышения своей огневой защищенности мы начали применять связывание магазинов в пару или присоединяли диски от РПК, хотя это несколько усложняло передвижение, но в то же время и облегчало огневое подавление противника, потому что подавить противника огнем можно, только стреляя очередями. Когда же нас прижимали моджахеды, то была четкая инструкция — стрелять только одиночными, потому что очереди в горах неэффективны, это только трата патронов, а прицельное ведение огня как раз и помогает достичь того результата, при котором ты выбираешь конкретную цель и уничтожаешь ее, экономя при этом боеприпасы. Не все это понимали, и судьба того, кто оставался без патронов, обычно была плачевной.
Каждый конкретный вылет на боевые, с одной стороны, был похож на другие, а с другой — каждый раз был разным. И смысла рассказывать подробно о том, что и как происходило в каждом отдельном эпизоде, я не вижу, там шла война. Когда беспокоишься за свою жизнь, думаешь о своей семье, стараешься не попадаться лишний раз на мушку моджахедам. Мы вели обычную жизнь офицеров, которые вынуждены выполнять свой долг за границей.
Сейчас многие говорят о том, что там царила неразбериха. В целом информация отражена правдиво, но художественного вымысла в фильмах уж больно многовато. Я ничего не знаю о неуставных взаимоотношениях, так как это была не моя ипостась, да и я не слышал про то, кто кого там бил и куда посылал. Среди нас тоже возникали конфликты на бытовой основе, но они решались или водкой, или кулаками, но все оставалось среди нас и все укладывалось в правила офицерской чести. Дедовщины там не было, потому что каждый «дед» понимал, что если он обидит молодого солдата, то на боевом выходе он получит пулю в спину. Ненависть там развивалась моментально, плюс она обострялась теми условиями, в которых живешь, поэтому такой дедовщины, которая тогда творилась во внутренних округах СССР и сейчас творится в Вооруженных силах России, не было. Тогда у нас были более мягкие отношения: солдат мог свободно подойти к офицеру и попросить, например, закурить; мы чувствовали, что мы в чужой стране и надо держаться друг друга независимо от того, кто ты такой, выполняя как положено задачу.
Припоминаются отдельные случаи связи с афганцами. Я уже говорил, что в первоначальный период население было настроено очень дружелюбно и не боялось мести моджахедов за связи с нашими войсками. Афганцы приносили нам свои продукты, угощали нас лепешками, пловом. Такие обмены были всегда спонтанными, люди подходили к нам, просили в основном ящики из-под патронов и снарядов, так как с деревом там было очень плохо, поэтому оно моментально расхватывалось, и нас благодарили в ответ. В общем, была хорошая обстановка, к нам часто приходили дети, мы угощали их чем могли. А после 1982-го в Пакистан прибыли инструкторы западных спецслужб, а именно США, Англии, Франции, Италии, и часть инструкторов была из Китая — после их подготовки, а также обработки муллами почувствовалось ясно выраженное враждебное отношение к нашим войскам. Мирных жителей очень сильно запугивали, вплоть до физического уничтожения. Могу привести конкретный пример: в Кандагаре была лавка торговца, активно торговавшего нашими товарами, получаемыми от тыловиков, лавочника расстреляли, а его лавку сожгли. Жители Кандагара видели это, и контакты с нами стали ухудшаться. Хотя на бытовом уровне наши военнослужащие продолжали общаться с местными вплоть до того, что у некоторых возникало желание повстречаться с афганскими девушками, но это было такое табу, которое перепрыгнуть было невозможно. Так что повстречаться с местными женщинами можно было только на рынке, да и то они ходили в основном в парандже. Афганские женщины были, грубо говоря, товаром, и если афганец не заплатит калым за выкуп своей будущей жены, то он никак не сможет даже просто увидеться с ней. Порой несколько противно было приближаться к этим дамам, потому что они, ухаживая за волосами, периодически наносили на них кислое молоко, волосы у них, конечно, богатейшие, но вонь стояла часто такая, что эту женщину и не захочешь.
Афганистан — довольно-таки неуютная страна: растительности там много только весной, когда на плато расцветают маки и тюльпаны — зрелище очень красивое. Когда летишь на вертолете, то под ногами ковер неописуемой красоты. А в основном это малонаселенная территория, на которой даже ориентироваться очень тяжело, потому что карты, которые мы имели, зачастую не совпадали с рельефами местности, мы дополняли их, дорисовывая объекты, и кое-как справлялись с поставленными задачами. Неразберихи было много: было много неорганизованности в плане обеспечения наших войск; обмундирование, которое нам выдавали, не было приспособлено для ведения боевых действий, и его приходилось перешивать; неудобными были наколенные карманы, крепление ножа на плече. Не было и разгрузок (мы еще называли их «лифчиками») с карманами для гранат, магазинов, радиостанций, ножа, местом для сигарет и питания — все это в отсутствие разгрузок первоначально приходилось размещать в рюкзаке. А попробуй достань из него магазин, когда неожиданно выходишь на караван и по тебе открывают огонь! Все проходило обкатку на собственном опыте, и мы сами шили себе эти «лифчики», шили наколенники и меняли обувь. Та обувь, которую нам выдавали по штату, конечно, не подходила для тех климатических условий — жара стояла невыносимая, и лучшей обувью для горной местности были кроссовки. За кроссовками мы выезжали на рынок в Кандагар, а со временем стали заказывать и из Союза кроссовки и кеды и переобували в них солдат. Хотя если говорить о строевых подразделениях, то необходимым объемом кроссовок их обеспечить не могли, и солдаты мучились.