Еще когда было темно, лежавшие ближе всех к расстрелянным душманам бойцы услышали, что кто-то стонет. Мы решили подождать до рассвета, ночью можно было легко напороться на гранату. На рассвете мы подошли и увидели умершего на наших глазах раненого душмана, забрали у него автомат и пошли дальше, нашли одного убитого и еще одного раненого. Раненый лежал в национальной одежде — широких брюках и халате. Мы заметили, что он спрятал под собой «Бур», сразу выбили винтовку из-под душмана. С нами были узбеки, понимавшие местный язык. Лейтенант приказал им спросить у раненого, сколько их всего было в каждой группе. Про свою группу он сказал, что их было человек 70, а в первой было более ста человек. Рядом мы нашли много выстрелов к гранатометам, бачки с водой, резиновые шлепанцы, платки — все это добро, кроме гранат, с радостью собрал наш проводник-афганец.
После боя мы вернулись ротой на отдых, расположившись в небольшом местном дукане с глинобитными стенами толщиной более метра — в жару там было прохладно, а ночами не так холодно. Таких построек было немало в пустыне: и брошенные дома, и своеобразное подобие дач среди бахчи. В одной из таких дач на окраине Ташкургана мы и остановились. Был полдень, мы отдыхали, вдруг смотрим: на расстоянии больше километра от нас бежит по пустыне душман. Мы посмотрели на ротного, который приказал его завалить. Мы резво сняли автоматы с предохранителей и дали по противнику залп, тот упал без признаков жизни. Постояли с полчаса, посмотрели — душман не шевелился. Мы закурили, вскипятили воду для трофейного зеленого чая и продолжили свои разговоры. Через полчаса душман неожиданно вскочил на ноги и побежал. Мы вновь всей толпой принялись по нему стрелять, он опять упал, мы посмотрели на него, подумали, что на этот раз он точно готов, и принялись за свои дела. Спустя еще полчаса душман вновь поднялся и побежал.
У нас был прапорщик, любивший бегать по утрам, кличка у него была поэтому Спортсмен. Он прихватил с собой троих крепких дембелей — один был с РПК и двое с автоматами, и они побежали захватывать душмана в плен. Эти четверо побежали в гору за афганцем, стреляя на ходу на упреждение. Километрах в трех от нас стояла 2-я рота, они в бинокли увидели группу людей, стреляющих на бегу, и приняли их за противника. Реакция была обычной — «Загасить!». 2-я рота открыла по нашим бойцам огонь. Метров триста-четыреста успели пробежать ребята, и их накрыл шквал огня. Мы увидели, как по нашим стреляют, и, подумав, что стреляют из стоявшего впереди километрах в трех кишлака, начали в ответ стрелять по нему. 2-я рота, отреагировав на пальбу, накрыла огнем и нас. Мы залегли под огнем, развернулись и начали отстреливаться, одного дембеля из группы Спортсмена тем временем ранило. Связались по радио, огонь прекратили, пришла броня за раненым. Подошли наши БМП, и мы на них поехали «на разборки» во 2-ю роту. Ребята честно сказали, что они палили по своим, приняв их за «духов». Таких случаев было много: рации были допотопные, щелочные аккумуляторы которых выкипали из-за жары, их хватало всего на несколько дней, а мы ходили по горам месяцами. Если на второй неделе боевого выхода надо было с кем-то связаться, то возникали проблемы, вскоре питание добивали до конца и оставались совсем без связи. В отсутствие связи мы продолжали выполнять поставленную задачу, выходя в заданный квадрат.
Периодичность выездов на боевые была разной, бывало, что и в неделю по несколько выездов, бывало, и месяц в части безвылазно сидели. В зимнее время боевых действий было мало, в основном воевали летом, когда в горах тепло.
Я помню, как мы поднимались на перевал Саланг, так там и летом в горах лежал снег и было довольно холодно. Самые бои у перевала шли летом 84-го года. Вспоминается одна дивизионная операция. Мы поднялись по боевой тревоге, бронетехника подвезла нас к горам. Нас выстроили офицеры и сказали, что где-то здесь недалеко должен собраться Исламский комитет, который мы должны уничтожить. Вечером нас где-то высадили, всю ночь мы шли в горы, под утро все выбились из сил, на рассвете ротный дал команду отдыхать. Помню, что мы были на вершине какой-то горы, и поднялись туда, не оставив караула, и все уснули мертвецким сном вместе с ротным. Проснувшись, наш офицер сам перепугался, закричал: «Подъем!» Убедившись, что все бойцы на месте и все в порядке, и устроив нам небольшую взбучку, он успокоился.
Вдруг мы увидели, как по ущелью под нами передвигаются два человека. Ротный дал команду их уничтожить, через несколько секунд в ущелье полетели гранаты. Но душманы успели стать за выступ скалы, и взрывы гранат их не достали. Выскочив из укрытия, душманы побежали прочь, мы начали стрелять по ним очередями, снова кинули несколько гранат, но безрезультатно — они опять укрылись за скалой. Ротный приказал захватить этих душманов живыми. Группа солдат спустилась вниз и без особого труда взяла обоих в плен: убегая, «духи» бросили оружие. Оба кричали, что они пастухи. После короткого допроса с пристрастием их позиция изменилась — теперь они называли себя «пионерами». Так ничего из этих «пионеров» мы толком и не выбили, потом мы сдали их местным властям. Но это было после, а пока, оставив с пленными охранение, мы, в соответствии с полученным по рации приказом, выдвинулись к одной из высот.
До заданной точки мы шли еще день. А когда поднялись на эту высоту, то встретились с занявшими ее раньше нас десантниками, которых было человек тридцать. Мы успели отдохнуть на гребне вершины несколько часов, и поступила команда пройти обратно тем же маршрутом, которым пришли, и выйти оттуда к новой точке. Мне было все равно, а дембеля взбунтовались — снова целый день идти по горам им не хотелось, поступило предложение спуститься и вернуться назад ущельем. Ротный опасался, что в ущелье мы попадем под обстрел с господствующих высот, но его все же удалось переубедить, и мы пошли ущельем, под обстрел, к счастью, не попали. На выходе из ущелья мы увидели в бинокли целое стадо перебитых овец, там было примерно 20–30 голов, скорее всего, их расстреляла какая-то наша часть. Взять мясо, к сожалению, было некогда: нам еще предстояло выйти на дорогу, которая и вела к нашей бронетехнике. Немного не дойдя до дороги, мы увидели два выбитых в скале дота. Все были уставшие, и идти проверять эти доты никто добровольно не хотел. Ротный взял с собой одного парня с РПК и отправился осматривать сооружения. Мы тем временем поднялись на небольшую вершину и километрах в полутора увидели дорогу, по которой в тот момент как раз шел БТР с сидевшими на броне бойцами. Мы принялись кричать, свистеть, но нас не видели, тогда дали очередь перед броней из автомата. БТР остановился и развернул в нашу сторону пулемет. Мы замахали руками, дав понять, что мы свои. Позабыв про ротного и пулеметчика, мы побежали к бэтээру. Вся наша группа в 30 человек вскарабкалась на броню. Оказавшись в расположении, сразу накинулись на воду, за минуту 20 человек осушили 36-литровый армейский бак, отдыхать упали на землю там же, рядом с баком.
Потом, когда кто-то из нашей роты подъехал на броне, мы попросили ребят забрать ротного с пулеметчиком, сказав, что они отстали километрах в двух позади. Скоро еле живой от усталости ротный выгружался с брони и плелся к баку с водой.
— Ваша рота несла боевые потери?
— Ребята погибали, не очень часто, но погибали. Большинство гибло по своей глупости или неопытности. Гибли и в бою, подрывались на минах. Рота все время делилась на боевые группы, действовавшие самостоятельно, поэтому погибших ребят я видел только тогда, когда их привозили в расположение; на моих глазах не погибал никто.