В послании фон Грёнинга содержался намек на то, что Чапмена собираются привлекать к шпионским операциям, «что бы ни случилось». Союзники отчетливо осознавали опасность нацистских групп сопротивления, которые могли поднять голову в Германии после окончания войны. Действительно, твердолобые фанатики из СС по наущению Гиммлера уже создавали партизанские группы, составлявшие так называемую организацию «Вервольф», предполагая вести партизанскую войну в случае оккупации Германии. Райд нехотя признал, что последнее сообщение фон Грёнинга означало новый поворот в деле Зигзага: судя по нему, у немецкого шефа Чапмена «был какой-то план, касающийся послевоенного времени, и теперь есть реальный смысл продолжать работу с ним», чтобы выяснить, собирается ли фон Грауманн продолжать свою деятельность после полного и окончательного падения Германии. Если Чапмен сможет заставить немцев организовать экспедицию, чтобы подобрать его где-нибудь в Северном море, можно будет, как полагал Райд, устроить засаду.
Фон Грёнинг, как и обещал, на следующий же день прислал полный список серийных номеров оборудования, снятого со сбитого британского самолета, — «набор слов, цифр, тире и прочих знаков препинания». Это была еще одна разведывательная удача. Министерство ВВС с энтузиазмом принялось идентифицировать технику. Монтегю из морской разведки был вне себя от радости: «Немцы сообщили агенту известную им совершенно секретную информацию… с ее помощью мы смогли понять, что именно им известно — в том числе такое, чего мы не знали ранее даже из „наиболее секретных источников“». Тем не менее план развертывания еще одной дезинформационной кампании на основе разведданных о ночном истребителе был отклонен под предлогом того, что «немцы и так знают слишком много, было бы опасно играть с ними в данной ситуации».
Райд кипел от злости. Чапмен вновь вывернулся, и, что еще хуже, Робертсон поручил Райду обсудить с этим неприятным парнем вопрос о денежной компенсации и решить, «следует ли нам выплатить из наших фондов ту сумму вознаграждения, которую З. получил от немцев». Деньги разлетались с невероятной скоростью. «Я уверен, что мы должны поступить с Зигзагом по справедливости, — писал Тар, — поскольку он проделал значительную работу для нашей страны». Было предложено выплатить Зигзагу 5 тысяч фунтов «в счет долга и чтобы дать ему понять, что мы ценим его работу, по крайней мере, так же высоко, как немцы ценят сделанное для них».
Однажды вечером в ходе напряженного разговора с Райдом Эдди заметил, что хотел бы видеть «честное отношение к себе» со стороны спецслужб.
— Не понимаю, о чем идет речь, — процедил Райд сквозь зубы.
— Когда я возвращался в Англию, немцы дали мне с собой шесть тысяч фунтов, — заявил Чапмен.
Райд ответил, что из 6 тысяч фунтов, которые вручили Чапмену немцы, тысяча была предназначена другому человеку, и, таким образом, он получил от них лишь 5 тысяч.
Райд не мог поверить, что ему приходится спорить с таким типом. Он указал, что Чапмен оставил себе деньги с прошлой миссии и должен быть за это благодарен. «Этот аргумент не произвел впечатления на Зигзага», заявившего в ответ, что все его дело «обошлось британскому правительству примерно в 200 фунтов».
— Я думал, вас это должно только радовать, — ответил Райд со всей возможной язвительностью.
Однако Чапмен не придал его словам никакого значения. Дискуссия зашла в тупик, оставив обоих в раздражении и лишь усилив их взаимную антипатию.
Немцы были гораздо более щедры. Чапмен отправил радиограмму, потребовав «сбросить ему с парашютом по крайней мере 6 тысяч фунтов». В ответ немцы предложили отправить деньги через Лиссабон, возможно, с помощью «надежного моряка», который доставил им фотоснимки. Однако, если это окажется невозможным, они были согласны доставить эту сумму и по воздуху. «Подобные обещания обычно ничего не стоят», — настаивал Райд, вновь изыскивающий возможность хоть как-то избавиться от своего агента.
В прошлом абвер часто снабжал своих агентов фальшивой британской валютой. Это было разумно с точки зрения экономии, но в целом глупо: несколько немецких агентов попались, пытаясь расплатиться фальшивыми купюрами. «Я полагаю важным, закрывая дело Зигзага, разрушить его веру в немцев, — писал Райд. — Зигзага в его работе интересуют лишь деньги, и, если бы мы могли получить предназначенную ему валюту, а затем убедить его, что посланные купюры были фальшивыми, мы всерьез пошатнули бы его высокое мнение о Грауманне и компании… Если деньги окажутся фальшивыми, Зигзаг, возможно, пошлет своим немецким хозяевам какое-нибудь нецензурное послание, и дело закроется само собой».
Тем временем Зигзаг радиограммой сообщил фон Грёнингу, что отправится в ливерпульские доки и постарается подыскать курьера, который смог бы забрать деньги.
Райд мечтал выгнать Чапмена без единого пенни. Он хотел, чтобы он вылетел из дела без возможности вернуться, требовать чего бы то ни было от разведки и вообще работать в качестве агента. Для этого требовалось разрушить доверие к Эдди. Один серьезный промах — и с Зигзагом будет покончено. И в конце концов, Райд отыскал целых два повода, которые предоставили ему приятели Зигзага: фон Грёнинг, бездомный аристократ, и Джимми Хант, недавно освободившийся бывший заключенный.
Райда удивляли близкие отношения между Чапменом и фон Грёнингом: «Зигзаг всегда говорил о Грауманне в превосходной степени, испытывая к „старику“ что-то вроде страсти». Однако было в этом что-то помимо взаимного восхищения, что-то, о чем Чапмен предпочитал умалчивать. Райд был сноб и резонер, но он также был талантливым разведчиком, способным интуитивно чуять ложь.
Как-то утром, на конспиративной квартире, после утренней радиограммы Чапмена немцам, Райд ловко перевел разговор на «доктора Грауманна», поинтересовавшись, «нет ли у немцев хоть малейшего подозрения, что он работает под контролем». Еще до того, как Чапмен смог ответить, Райд продолжал, как бы думая вслух:
— Если бы Грауманн подозревал нечто подобное, он вряд ли поделился бы с кем-нибудь своими подозрениями: ведь в его интересах продолжать работу как можно дольше.
Чапмен согласился без малейшего колебания.
— Грауманн — моя лучшая страховка, — заявил он.
— Почему же? — удивился Райд.
— Он неплохо на мне зарабатывает. К примеру, если я прошу шесть тысяч фунтов, он, вполне вероятно, запрашивает двенадцать тысяч, а разницу кладет к себе в карман.
Мало-помалу Райд начал понимать, что Чапмен этими словами затянул веревку на своей шее. Если Чапмен и фон Грёнинг на пару присваивали деньги немецкой казны, возможно, Чапмен признался тому в своей работе на британцев. В этом случае фон Грёнинг, из-за жадности и амбиций, мог предать свою страну, работая с агентом, который, как он точно знал, был «двойником». Признание в финансовых махинациях, писал Райд, «заставило меня еще сильнее подозревать, что он, как минимум, сообщил Грауманну, своему немецкому боссу, о своих контактах с нами».
Заметив выражение лица Райда, Чапмен сменил тему.
«Мне показалось, что Зигзаг в точности угадал мою мысль, однако не желал признаваться, и мои подозрения еще более укрепились».