Потери были чудовищными, цена победы оказалась слишком высокой.
— Еще один такой бой, — пробормотал Катуков, — и от бригады ничего не останется. Составь донесение командующему корпусом, напиши, что я прошу переподчинить мне полк НКВД. А здорово, Миша, опять атаку отражал?
Комиссар вошел в избу и тяжело сел на табурет.
— Я говорил с уцелевшими бойцами мотострелкового батальона, — глухо начал Бойко. — Знаешь, там был младший лейтенант, его взвод потерял две трети бойцов, но он с оставшимися удержал позицию, даже повредил легкий танк, танкисты потом добили. Знаешь, он плакал.
— Ничего удивительного. — Катуков наклонился над картой, пытаясь понять, хватит ли ему сил удержать эту позицию. — В бою держался на силе воли, а теперь отпустило.
— Ты не понял, — сказал комиссар. — Он плакал от злости. Он видел, как немцам сдавались бойцы соседнего взвода.
— Вон что. — Полковник выпрямился, аккуратно положив линейку поверх карты: — Ну, это уже по твоей части.
— Я знаю, — горько ответил Бойко. — Где-то я недоработал.
— Брось, — поморщился Катуков, — ты так говоришь, будто стоит только произнести пламенную речь — и все враз сделаются героями. Это уж каждый сам для себя решает, и потом, этот твой младший лейтенант — он же не сдался? Что там, Никитин?
Капитан положил телефонную трубку, и комбриг вдруг увидел, что обычно спокойный начальник оперативного отдела просто сияет:
— С левого фланга сообщают — к ним вышел Бурда.
— С чем вышел, — вздохнул полковник, — рожки да ножки, небось?
— Вся группа, — улыбнулся Никитин, — восемь танков, рота мотострелков, даже грузовик трофейный пригнали.
Катуков расхохотался, чувствуя, что напряжение, державшее его за горло весь день, понемногу отпускает:
— Интересно, чем они там занимались? А ну, давай его сюда.
7–8 октября 1941 г.
— Что-нибудь есть из корпуса? — спросил Катуков, снимая кожаное пальто и ставя его в угол.
От дождя кожа намокла, и пальто, и без того тяжелое, словно налилось свинцом. Сегодня с утра они с начальником штаба объезжали новый рубеж обороны, на два километра восточнее предыдущего, и оба промокли до костей. Бригада по-прежнему седлала шоссе, занимая позиции по линии Ильково — Головлево — Шеино, скоро эти деревеньки, как раньше Ивановское, Казнаусев и Первый Воин, станут полем боя и тоже превратятся в груду развалин.
— Есть, — донеслось из угла.
Голос был знакомый, и полковник встал по стойке «смирно».
— Товарищ командующий…
— Вольно. — Лелюшенко усмехнулся: — Садись, Михаил, разговор будет долгий.
Катуков напрягся, вчера ночью он получил весьма неприятную телефонограмму от Федоренко. В ответ на просьбу переподчинить бригаде полк НКВД начальник ГАБТУ едко указал на то, что у полковника уже был мотострелковый батальон, от которого на сегодняшний момент осталось сорок штыков, и в заключение потребовал ежедневно представлять полноценные донесения о ходе боевых действий. Замечания, конечно, были справедливые, но легче от этого не становилось, и теперь Михаил Ефимович с тревогой ждал, что же ему скажет комкор.
— Действия бригады оценены высоко. — Сказав это, Лелюшенко замолчал, словно ожидая реакции Катукова.
— Кем оценены? — спросил комбриг.
— Мной, — генерал улыбнулся, — и Ставкой.
— Ставкой?! — Комбриг не мог сдержать удивления.
— Да. — Лелюшенко похлопал Катукова по плечу: — Просьбу твою я удовлетворяю — тебе придается полк пограничников полковника Пияшева, а также батарея гаубиц и батарея дивизионных орудий. Кроме того, гвардейские минометы капитана Чумака будут действовать в твоих интересах, хотя тебе не подчиняются.
Гвардейские минометы появились на позициях бригады вечером шестого октября. Капитан Чумак сказал, что может дать только один залп, и потребовал, чтобы ему указали цель. Комбриг пожал плечами и приказал Кульвинскому распорядиться. Начштаба предложил нанести удар по большой лощине за деревней Каменево — там вроде бы наблюдалось движение, то ли немцы там сосредоточивались, то ли, наоборот, использовали низину как прикрытие для отхода. Чумак некоторое время производил какие-то расчеты, затем долго играл углами возвышения направляющих, больше всего походивших на дырчатые рельсы. Одновременно с этим артиллерист посоветовал предупредить бойцов в окопах, дабы избежать паники, Катуков в ответ хмыкнул, но просьбу исполнил. Наконец все было готово, и Чумак сообщил на КП, что сейчас будет стрелять. — Каков наглец, говорит «Держитесь там за что-нибудь», — усмехнулся Бойко. — Ну пусть дает, посмотрим…
И капитан дал. Выскочивший из избы комбриг не мог не признать, что залп реактивных минометов выглядит, по меньшей мере, впечатляюще: десятки огненных стрел прочертили ночное небо, их полет сопровождался чудовищным ревом и шипением. Катуков почувствовал, что ему и впрямь хочется броситься на землю, в горящих снарядах, что рвали ночь с выворачивающим душу воем, было что-то по-настоящему жуткое, они казались живыми, и от этого становилось не по себе. Ракеты летели по заметно различающимся траекториям, было очевидно, что применять это оружие можно только по площадям. Через несколько секунд над лощиной загрохотало и в небо ударили столбы огня, казалось, вспыхнула сама земля. Отстрелявшись, капитан извинился, что не может задержаться, моментально свернул батарею и уехал в неизвестном направлении, в лощине тем временем что-то сильно горело и время от времени взрывалось. — Не знаю уж, накрыли они там что или нет, — сказал наконец ошарашенный комиссар, — но даже если нет, думаю, обделались немцы капитально, надо же, какая бандура страшная…
Известие о том, что самоуверенный капитан будет время от времени постреливать по немцам, не могло не радовать, такое оружие наверняка здорово ударит противнику по нервам, если даже не нанесет серьезных потерь…
— В общем, давай, полковник, Ставка на тебя надеется. Начала прибывать 6–я гвардейская дивизия, нам нужно еще хотя бы три дня…
Лелюшенко уехал в девять утра, а буквально через полчаса на КП бригады появился полковник Пияшев. Командир полка НКВД по званию был равен комбригу, но, похоже, его это не смущало. Оказалось, что полк набран в основном из пограничников, и Пияшев предложил использовать особые таланты защитников границы.
— Формируем диверсионные группы и пускаем их в обход населенных пунктов. — Полковник показал на карте, где именно целесообразно пускать диверсантов. — Убиваем сразу двух зайцев: во-первых, ребята проведут глубокую разведку противника, добудут языков, во-вторых, будут действовать немцам на нервы.
— Каким образом? — спросил начштаба Кульвинский.
— Резать их будем. — Полковник с улыбкой провел ребром ладони по горлу, показывая, как его пограничники будут резать фашистов.
— Чем вы там, на границе, занимались? — мрачно спросил Катуков.