“Завтра ей позвоню”, — решила и… вспомнила, что не закрыла за Глашей дверь.
— Прав мой Ваня, я беспомощная. Вот, спать с незапертой дверью улеглась, — с досадой воскликнула Липочка и поспешила в прихожую исправлять оплошность.
Иван Семенович в этот момент как раз загасил сигаретку и, с нежным вздохом вспоминая о любимой жене, уверенно шагнул… к родной квартире. Случилось то, чего Иван Семенович боялся много лет: он взялся за ручку, свою дверь поспешно толкнул и с ужасом подумал: “Что я делаю, дурак? Ноги сами в стойло идут! Поворачивай, черт! Поворачивай!”
Но было уже поздно: в прихожей загорелся свет — всплеснув руками застыла Липочка. Сквозь прозрачную ночнушку розовела ее пышная нагота — стоя в одних трусах, Иван Семенович подумал: “Допрыгался, грязный кобель!” И обмер.
А Липочка растерялась от многообразия чувств: и радость, и испуг (муж все же в трусах), и любопытство, и удивление раздирали ее непримиримыми противоречиями. Она не знала как реагировать и повела себя обычно.
— Ваня, — ахнула она, — зайчик мой, ты же в командировке!
— Так вернулся, — не моргнув глазом, сообщил Желтухин и, переминаясь с ноги на ногу, добавил: — Внезапно.
— А почему в одних трусах? — изумилась Липочка.
— Так обокрали.
— Ах, зайчик мой! — всплеснула пухленькими ручками Липочка, падая на грудь мужа. — Как же это случилось?
— Убей — не помню, — горестно признался Иван Семенович, нежно поглаживая упругую спинку жены. — Думаю, клофелинщиков дело. Свирепствуют сейчас они, — пояснил он и с ужасом осознал, что вышел покурить в шлепанцах Глафиры.
Но Липочка шлепанцев не заметила, зато обнаружила на мужниной волосатой руке баснословной цены “Ролекс” и обрадовалась:
— Ой, Ваня, тогда они дураки, эти клофелинщики, часики-то снять не догадались.
— Да уж, — самодовольно согласился Иван Семенович. — Самое ценное удалось сохранить. Уперся и ни в какую… Ты ж меня знаешь.
Тут Липочка вспомнила о своих обязанностях и потащила мужа в кухню: кормить и поить. По ходу Иван Семенович умудрился скользнуть в ванную и определить там, что Глафира неправа: полотенце-то сухое.
В кухне, пока Иван Семенович заправлялся салатом из помидоров и тушеным в сметане кроликом, Липочка радостно висла на его мощной шее и нежно ворковала:
— Мой ты зайчик, соскучился, проголодался, чмок, чмок, чмок-чмок-чмок…
Она забыла совсем, что с мужем не далее как в обед рассталась. За это время иной мужчина толком и проголодаться не успеет, не то что соскучиться. Но Желтухин был не таким. Невзирая на глубокую ночь, он ел с аппетитом. Всегда был рад человек плотно покушать, да и Глафира не слишком кормила. Что такое этот торт?
“На раз куснуть, — осудил он Глафиру, позабыв, что сам торт ей и купил. — То ли дело тушеный кролик. Ручки у Липочки золотые…”
Кролик исчезал с умопомрачительной скоростью.
“Хорошо что вернулся, — уже с радостью подумал Желтухин. — Блядство-блядством, а родная жена лучше. И накормит, и приголубит, и поболеет душой. Вот где она, эта Глафира? Спит и плевать ей что я исчез, а Липочка вон как мне рада”.
И от полноты чувств Иван Семенович взял да и рассказал жене о своих мытарствах: как очнулся в чем мать родила, как нашел в кустах трусы (ироды хоть что-то прикрыться оставили), как попался добрый таксист да за спасибо отвез домой. Короче, на выдумку не скупился. Липочка слушала, охала и качала головой, всей душой переживая за мужа. Время от времени она вскидывала свою пухлую ручку и с нежностью опускала ее на лысину мужа: “Ах, ты зайчик мой!” “Не переборщить бы”, — жадно поедая кролика, с опаской подумал Иван Семенович, дивясь доверчивости жены. Подумал, смутился и быстренько рассказик свернул. Вытирая жирные губы салфеточкой, нежно сказал:
— Спасибо, Липочка-солнышко, наелся. Теперь ванну принять хочу.
Липочка засуетилась:
— Конечно, конечно, мой зайчик.
И скоренько все устроила. Пока муж плескался в джакузи, смывая тайные грехи, Липочка даром времени не теряла: порхнула в спальню, подкрасила глазки, поправила причесочку, накинула пеньюарчик и присела на кровать, прикрыв глаза в истомном ожидании. Возвращаясь из очередной командировки, всякий раз Ванечка набрасывался на жену, как дикий зверь в брачный период. “Вот как оголодал, — радовалась Липочка. — Сразу видно, что верный муж”.
Правда в этот раз, как выяснилось, муж далеко не уехал, можно сказать, что сразу вернулся, но Липочка знала своего Ваню, а потому готовилась.
“Ах, про духи забыла!” — вспомнила она. Пухлая ручка потянулась к туалетному столику.
— Под левым ушком, под правым ушком, — приговаривала Липочка, орошая себя французскими духами, — на грудку и на животик, и пониже, на всякий случай, ах…
Неловкое движение, и крышка от флакона выскальзывает из руки, катится по ковру, исчезает из вида…
— Ну что я за недотепа?
Липочка вздыхает, опускается на колени, заглядывает под кровать и… издает нечеловеческий вопль.
Под кроватью чужие глаза!
Под кроватью голый мужчина!
“Голый мужчина?! Под моей кроватью?! Ночью?!” — пронеслось в голове у Липочки и бедняжка похолодела.
“Хорошо, что Ваня вернулся”, — секундой позже решила она и, охваченная ужасом, уже готова была бежать за мужем, но незнакомец взмолился:
— Прошу вас, не бойтесь меня. Я сам вас боюсь и дрожу тут как лист осиновый. Клянусь, что не принесу вам вреда.
Почуяв миролюбивое настроение мужчины, Липочка слегка успокоилась и спросила:
— А как вы сюда попали?
Но незнакомец не успел ответить — в спальню ворвался голый Иван Семенович. Весь в пене он выскочил из ванны, галопом прибежал на дикий крик жены, очень взволнованный закричал:
— Дорогая, что здесь случилось?
— Ничего, зайчик, — с обворожительной улыбкой по-привычке солгала Липочка. — Крышка от духов под кровать закатилась.
Жена стояла на четвереньках. С задранной кругленькой попкой, с выложенной на ковер пышной грудью, в прозрачной пенюарчике она была обворожительна.
— Крышка по кровать закатилась, — растерянно повторил за женой Иван Семенович, но не стал допытываться почему по столь ничтожной причине надо так громко визжать.
Обласкав Липочку взглядом, он нестерпимо захотел поскорей смыть с себя пену и приступить к исполнению супружеского долга, а потому поспешил в ванну, лишь подумав: “Женщина. И очень впечатлительная”.