А впрочем, его подлинная родословная ни Мазура, ни Лаврика не интересовала нисколько, потому что не имела отношения к делу. Среди наемников кого только ни встретишь… В конце концов, порой на обочине жизни оказываются и выпускники всевозможных оксфордов, кембриджей и прочих итонов. Взять хотя бы самого настоящего испанского маркиза, с которым судьба однажды свела Мазура в Южной Америке — потомок древнего рода в силу каких-то жизненных сложностей, о которых не любил распространяться, трудился дешевым сутенером при паршивом портовом кабаке… Визитер был в полной форме, а потому вместо устного приветствия откозырял. Мазур сухо кивнул, показал на кресло. Усевшись без всякой робости, визитер положил не на колени, а перед собой на стол и стопу бумаг, которую прежде держал подмышкой. Именно она сазу подтвердила худшие подозрения Мазура. Он присмотрелся к верхнему листу: машинописный текст на французском, вверху — герб республики, без пяти минут королевства, еще какие-то эмблемы…
— Итак? — спросил Мазур, поскольку Гастон молчал.
— Господин полковник… — ответил тот без малейшей робости, как человек, вполне уверенный в себе. — Я должен сообщить, что мы посовещались и приняли единодушное решение: покинуть службу и вообще эту страну.
Ну да. Корабль не тонет, даже, пожалуй, нет ни малейшей течи, но самих крыс припекло…
— Это все из-за той записки? — спросил он небрежно.
— Разумеется.
— Принимаете угрозу всерьез?
— Как нельзя более серьезно, — сказал Гастон бесстрастно. — Жизненный опыт, долгие годы в Африке… Так не пугают и не блефуют. Уж если Леона прикончили прямо здесь, и убийца, как мы понимаем, растворился в воздухе…
— А вам не кажется, что трудновато прирезать пятнадцать человек, которые большую часть времени держатся вместе? — не без сарказма спросил Мазур.
— Почему обязательно — прирезать, — невозмутимо пожал плечами Гастон. — С тем же успехом можно подсунуть отравленный джин, пальнуть в спину из промчавшегося автомобиля, когда кто-то из нас пойдет в город, в кабак или в бордель. Да мало ли способов… Столь опытный человек, как вы, должен понимать, что это не пустые страхи, не так ли?
— Как знать… — пожал плечами Мазур. — Что, если они все же только пугают?
— Простите, нас как-то не тянет на эксперименты… — решительно сказал Гастон. — Будь все тихо и спокойно, можно было бы думать, что они ограничатся Леоном, что это блеф, запугивание. Но мы-то прекрасно знаем, что здесь творится. Знаем, кто за этим стоит, чего добивается, какие контракты хочет сорвать… Тысяча извинений, господин полковник, но Африку мы знаем в тысячу раз лучше вас. Вы, конечно, в Африке не впервые, опытный человек это быстро определяет — но вы, как опять-таки ясно, не специалист по Африке. Вы, еще раз прошу прощения, гастролер. Сегодня вы работаете здесь, потом окажетесь где-нибудь в Никарагуа, а там где-нибудь еще… Не так ли? А вот мы здесь почти безвылазно пробыли долгие годы. От восемнадцати до восьми лет. Лично я здесь двенадцатый год. И мы пришли к единогласному выводу: в таких условиях о блефе и речи нет. Они всерьез намерены нас кончить.
— Почему-то до сих пор никто не пытался кончить ни меня, ни моих людей… — проворчал Мазур.
— Господи, — это же понятно, это лежит на поверхности! Вы — профессиональный военный, у вас за спиной — сверхдержава. Даже если вас прикончат всех шестерых, ваше начальство моментально пришлет новую группу — и так далее, и так далее, и так далее… — он явно был не так невозмутим, как изображал. — Вас слишком много, всех не перебьешь. А если ликвидация все новых и новых прибывающих групп затянется надолго — а так оно и будет, конечно — для убийц есть большой риск провала. Сейчас все начнут рыть землю на три фута вглубь — и местные спецслужбы, и французские, и ваша агентура, которой вы наверняка уже обзавелись, помимо этих ваших, простите, двух клоунов, о которых каждая собака в столице знает, кто они такие. Быть может, убийц в конце концов и вычислят — но к тому времени нас наверняка успеют шлепнуть. И нас на том свете как-то не будет ни волновать, ни радовать, если мадемуазель Натали успеет короноваться и подписать нужные контракты, после чего любые акции станут бессмысленными…
— Короче, что вы намерены делать? — спросил Мазур.
— Ну, разумеется, как можно быстрее покинуть страну, — словно бы даже с легким удивлением сказал Гастон. — Что же еще?
— А как насчет нарушения контрактов? — спросил Мазур.
Гастон усмехнулся, такое ощущение, с легким превосходством:
— В том-то и дело, господин полковник, что мы ни в малейшей степени не нарушаем контракта. Наоборот, скрупулезно его соблюдаем. Вот здесь, — он кивнул на стопу бумаг, — все контракты, и наши, и Леона. Они абсолютно идентичны, с одним маленьким отличием: в контракте Леона есть лишний параграф, по которому он получает… получал некую дополнительную сумму за то, что был командиром группы. Так вот, в контракте черным по белому написано, заверено подписями и печатями: в случае смерти работодателя, то есть генералиссимуса Олонго, контракт автоматически расторгается.
Более того, уж простите за меркантильность… В случае, если смерть работодателя последует не по причине каких-то наших упущений, мы при автоматическом расторжении контракта должны получить еще некие суммы — выходное пособие, если можно так выразиться. Работодатель мертв, и в том нет ни малейшего нашего упущения, в момент гибели мы его не охраняли. Так что наша позиция безупречна. Мы, собственно, после смерти Отца Нации продолжали служить исключительно добровольно — жалованье как-никак шло прежнее, и после коронации с нами наверняка подписали бы новые контракты. Но теперь… Одно дело — рисковать жизнью по контракту, и совсем другое — ждать, когда какая-нибудь сволочь подсунет отравленный джин, тем более что никакими обязательствами мы уже не связаны, — он решительно поднял ладонь, едва Мазур попытался открыть рот. — Господин полковник, я прекрасно знаю, что вы хотите сказать, нетрудно догадаться: что-то насчет повышения жалованья, чтобы мы остались. Я прав? Прав, судя по вашему лицу. Не пойдет. Если бы мы и согласились рискнуть, то за такие деньги, каких нам здесь никто не заплатит… В общем, я все сказал, — он поворошил бумажную стопу, вынул несколько листочков, схваченных большой никелированной скрепкой, положил перед Мазуром. — Вот здесь — пятнадцать уведомлений о том, что мы, в полном соответствии с указанными параграфами контракта, считаем его потерявшим силу и сбираемся как можно быстрее покинуть страну. В связи с чем просим о выплате оговоренного контрактом «выходного пособия», а также официальным образом готовы сдать казенное оружие, боеприпасы, форму. Прошу вас, прочитайте контракт сами и убедитесь, что я говорю чистейшую правду. Они все идентичны, но если не верите мне на слово, можете прочитать все до одного…
Никакой растерянности перед незнакомым текстом — на французском и на местном языке — Мазур не ощутил. Он попросту передал бумаги Лаврику.
— Четвертая страница, господин майор, — любезно подсказал Гастон. — Параграфы восьмой, девятый и десятый.