Фэри, шепча что-то себе под нос, начала мерить шагами улицу, машинально теребя рукав норковой шубки. Ожидание затягивалось.
— Ты уверена, что это тут? — спросил, наконец, Вэнс.
Паула молча кивнула, снова останавливаясь напротив проема.
— Насколько я понимаю, место не имеет особого значения, — в своей слегка небрежной, самоуверенной манере вмещался Кристоф. — Обычно для перехода я советую своим ученикам смотреть на кадаверцианский крест. Он помогает сосредоточиться и отключиться от видения этой реальности. Может быть, вам нужно нечто подобное?
— Нет, — к удовольствию Гемрана резко отозвалась Паула. — Ничего подобного мне не нужно.
Она положила руку в тонкой перчатке на стену и произнесла тихо:
— Мне казалось, я тогда запомнила заклинание. Александр произнес его очень четко, специально для меня…
Девушка замолчала, и тут же Гемран, шагнув к ней, крепко взял за предплечье, чувствуя под мягким мехом ее тепло, и посмотрел в узкую щель между домами. Он сам не знал, откуда в его воображении возникают яркие, полуоформленные образы. Они приходили словно со стороны. Как будто кто-то настойчиво нашептывал их на ухо.
В глубине хода вдруг появилась тонкая полоска света. Повинуясь желанию Вэнса, она становилась все шире. Повеяло запахом винограда и деревом, нагретым на солнце, послышалось громкое воркование голубей.
Паула изумленно вздохнула и следом за учеником перешагнула границу, отделяющую одну реальность от другой…
Гемран помнил рассказ фэри о том, как здесь было в прошлый раз. Но сейчас он не увидел ни широкой лестницы, ведущей вверх, ни зала с колоннами, залитого светом, ни громадной статуи Сфорцы [3] .
Они оказались в просторном квадрате внутреннего дворика. Со всех четырех сторон возвышались деревянные стены невысокого дома. На уровне второго этажа тянулась открытая галерея с красивыми резными балясинами. Виноградная лоза оплела перила и раскинулась над головой зеленой шелестящей крышей. Рассеянные пятна света пробивались сквозь листву и прыгали по мощеному полу. Между его камнями виднелись тонкие травинки. В центре двора тихо журчал маленький фонтан, возле него росла тонкая ива, окруженная белыми цветами.
Зеленоватый сумрак сделал лицо Паулы бледным. Она смотрела куда-то наверх, закусив губы и печально изогнув брови. Тоже чувствовала глубокую грусть, разлитую здесь. Казалось, уныние струилось из венецианских окон и все ниже пригибало к земле ветви дерева у воды.
В глубине дома скрипнула дверь, во двор вышла девушка в черном платье, такой же черный платок покрывал ее голову. Она бесшумно скользнула мимо гостей, заглянув в лицо Вэнса, и он увидел красные от слез глаза и опухшие губы.
— Что здесь произошло? — спросил он тихо, когда незнакомка исчезла.
— Асфодели, — раздался приглушенный голос Кристофа, и только сейчас Гемран сообразил, что совершенно забыл о присутствии кадаверциана. Оглянулся и увидел, как тот смотрит в сторону ивы. — Цветы смерти.
— Он чувствует, — прошептала Паула, проводя обеими руками по лбу и щекам. — Он уже знает… про Александра…
— Идем, — сказал Вэнс.
Некромант, видимо хорошо знавший правила поведения в чужих мирах, молча сел на бортик бассейна, ожидая официального приглашения от хозяина.
Фэриартос вошли в дом. Здесь было прохладно, сумрачно, пахло небелеными холстами, мятой и деревом. Откуда-то слышалась тихая, печальная музыка. Вэнс поймал себя на том, что запоминает мелодию.
По узкой поскрипывающей лестнице они поднялись наверх. Дверь в комнату была открыта. В лучах рассеянного света, льющегося сквозь окно с частым переплетом, летали золотистые пылинки.
Великий маэстро сидел в кресле у стола. Услышав шаги входящих, поднял голову. Гемран увидел его глаза в полосе света — пристальные, мудрые, печальные — как на старинной картине. И почувствовал, что музыка, звучащая вокруг, оборвалась. Осталась лишь гулкая тишина, в которой глухо стучало его сердце.
Паула стремительно вошла в комнату, опустилась на колени рядом с Леонардо, прижалась щекой к его руке и произнесла низким от слез голосом:
— Александр погиб. Я пыталась его спасти. Но не смогла.
Не отрывая взгляда от Вэнса, художник положил ладонь на ее склоненную голову.
— Верю, что пыталась. И знаю, что не смогла.
Теперь Гемран смог рассмотреть его высокий морщинистый лоб, тонкий, длинный нос, волнистую белую бороду и такие же волосы. Одежду средневекового художника.
— Не стой на пороге, — услышал он слова хозяина и шагнул вперед.
Заметил мельком полки, заваленные свитками, футляр от виолончели, портрет юной золотоволосой девушки на стене. Повинуясь дружескому жесту художника, сел в кресло, стоящее неподалеку от тонконогого столика с пустой клеткой на нем.
— Я знаю, кто его убил, — произнесла Паула глухо.
— Ты не найдешь его убийцу, — ответил Леонардо задумчиво, с нежной лаской поглаживая девушку по волосам.
Фэри вскинула голову, с тревогой, недоверием и отчаянием глядя в его лицо.
Великий учитель грустно улыбнулся, посмотрел на Вэнса и заговорил, обращаясь к нему:
— Среди фэриартос нет магов, достигших пределов своего могущества. Потому что этой границы нет в нашей магии. Но однажды наступает миг, когда в том мире мы не можем развиваться дальше. Чувствуя это, фэриартос уходят в другую реальность. Иначе душа их выгорает дотла. Ведь Творец проживает не только свою жизнь, но и жизни тех, о ком он говорит, пишет, чью судьбу он перелагает на бумагу, на холст, заключает в музыку… И многократно умирает вместе с ними. — Леонардо перевел взгляд на Паулу. — Мы уходим не потому, что теряем интерес к родному миру. Мы уходим, чтобы не сойти с ума. И не выйти на солнце, пытаясь загасить его огнем пожар собственной души.
— Он погиб, потому что не смог оставить нас? — прошептала Паула, глотая слезы. — Он должен был уйти… но не сделал этого.
— Жизнь нашу создаем мы смертью других, — произнес Леонардо печально.
— Несправедливо, — выдохнула девушка, поднялась, уронив полушубок на пол, и подошла к окну.
— Александр понял, что достиг вершины своего мастерства, — продолжил великий мастер тихо, как будто беседуя сам с собой. — И более того, почувствовал, что теряет способность сопереживать, а значит творить… гореть огнем своего таланта. Думаю, ему показалось, что он исчерпал себя.
Паула покачала головой, словно отказываясь верить услышанному.
Они молчали довольно долго. Вэнсу чудилось, будто он слышит гулкие молоточки ксилофона, звучащие в его собственной голове, и торопливые голоса, раздающиеся очень далеко, едва слышно…
— Ты привела гостя в мой дом, — сказал наконец маэстро, разбивая тишину.