Мануков:
— Сказали — отрезали. Ваша манера.
Михаил Михайлович:
— Но вы-то, надеюсь, еще не забыли газетные вопли: "Париж. Верховный Совет Антанты отменяет экономическую блокаду России!" Было. Когда? Восемь недель назад. Как только красные захватили Ростов. Совпадение? Если бы!
Мануков:
— В те дни я был в Париже.
Михаил Михайлович:
— И ничего никому не смогли доказать.
Мануков:
— На заседаниях Совета тоже царила стихия.
Михаил Михайлович:
— Вот! И что в таком случае остается делать цивилизованным странам?
Мануков:
— Вы знаете рецепт?
Михаил Михайлович:
— Знаю. Хотя, конечно, принадлежит он не мне. Я в этой армии рядовой.
Мануков:
— Какой же рецепт?
Михаил Михайлович:
— Иметь хотя бы к некоторым красным руководителям достаточно крепкую тайную ниточку.
Мануков:
— Старо. И смешно. О чем вы! Шпион во главе государства! Мальчишество. Верите в подобную чепуху?
Михаил Михайлович:
— Во главе государства? О, если бы!.. И, конечно, не шпион, как вы сейчас выразились. Это и впрямь чепуха. Нет. Всего только личность, говоря вашими словами, с пятнами на мундире, но занявшая среди господ большевиков значительный пост.
Мануков:
— Дальний прицел. В свете ваших рассуждений о необходимости для вождя безукоризненной биографии.
Михаил Михайлович:
— А если она не так уж безукоризненна? Естественно, такой материал должен попасть в надлежащие руки. Не к белой эмиграции. Там ничтожества. Опубликуют, чтобы свести личные счеты. Мелочь. Оказавшись явленными на свет, эти документы, конечно, какую-то роль сыграют. Скандалы, служебные перестановки… Чепуха. Может быть и не быть.
Мануков:
— Тут я согласен. И представляю собой круг достаточно солидных людей.
Михаил Михайлович:
— Вы или ваша миссия?
Мануков:
— Что вы мне: "Миссия… миссия…" Миссия это частность.
Михаил Михайлович:
— Никакой грубой силы. Никаких сенсационных разоблачений. Всего только время от времени намекать большевистскому деятелю с пятнами на мундире, что документы о его подпачканном прошлом еще не утрачены. Статейка в парижской газете, сплетня на каких-то российских задворках. Не более! Никогда доказательств не предъявляя. Подчеркну: никогда. Цель — не свержение этой личности, а ее саморазрушение. Дай только бог, чтобы такая личность своевременно прославилась подвигами во славу своего отечества, поскольку в самом деле служила бы ему наичестнейше. Ставку делать, конечно, не на одного человека. Там уж с кем повезет.
Мануков:
— Повторю. Извечная мечта малоумных правителей сопредельных государств о чужом карманном царе.
Михаил Михайлович:
— Ирония? Но ведь червячок-то будет точить. И тогда, вслед за саморазрушением этой, вполне по праву возвысившейся личности, начнется самоуничтожение всего правящего слоя красной России. Неторопливый государственный переворот. Шансы на успех — сто процентов. Не забывайте: это удалось Наполеону во Франции, Юань Шикаю в Китае. Как! И насколько!
Мануков:
— Вы размечтались.
Михаил Михайлович:
— Ничуть. Такой вождь будет маникально стремиться к личной неограниченной власти. До беспредельности, до мистического абсурда. Безраздумная личная преданность сделается единственным мерилом государственной благонадежности. Заметьте также, всякий, побывавший за рубежом, станет возможным носителем мучительных для такого вождя сведений о его прошлом.
Мануков:
— Вы еще сведите все к паранойе.
Михаил Михайлович:
— Зачем же столь благородно! Естественное стремление человека с сомнительным прошлым, в конце концов, так возвыситься над окружающими, чтобы его ни при каких обстоятельствах не смогли изобличить. Ни сегодня, ни в будущем. Даже на рядовых уголовных делах я убеждался в этом неоднократно. А если масштаб в миллионы раз больший? Значит, для такой личности в миллионы paз больше возможности спрятать все концы в воду. Но в данный момент вот что особенно интересно. В нашем разговоре сейчас вы невольно подтвердили, во-первых, что именно такого рода документы имеются в этом мамонтовском достоянии, во-вторых, что вы с ними так или иначе ознакомились, в-третьих, что вы обо всем с генералом договорились.
Мануков:
— Положим, каких-либо документов от генерала Мамонтова мне еще не передавали. Да и, надеюсь, вы знаете в каком он сейчас состоянии. Переговоры придется вести с другим лицом.
Михаил Михайлович:
— "…еще не передавали"?.. Опять невольная оговорка… Однако передадут. В этом сомнений у вас нет. Хотите деловое предложение? Мы вместе идем к этому другому лицу, потом, также вместе, к обоюдной пользе, определяем дальнейшую судьбу сего, позволю себе оказать, божьего дара. Про себя я именую его: "Испепеляющий яд". Достойно по ожидаемым последствиям. Не так ли?
Мануков:
— Вы не понимаете главного.
Михаил Михайлович:
— Чего же?
Мануков:
— Этот, как вы сказали, «дар» будет действенным только при соблюдении самой строжайшей тайны.
Михаил Михайлович:
— Ну и что?
Мануков:
— Мы с вами представители разных государств. Отсюда моя уверенность: при двустороннем владении сохранить тайну не удастся. Неизбежно соперничество. Карьеризм. Чума любых служб. Даже самых секретных.
Михаил Михайлович:
— Мне отойти в сторону?
Мануков:
— Это было бы правильно. Скажу даже — единственный выход.
Михаил Михайлович:
— Да послушайте…
После этих слов последовал выстрел. Находясь в соседнем помещении, кто именно стрелял, я не видел. Когда вбежал в комнату, где происходил разговор, господин Мануков лежал на ковре. В комнате больше никого не было. Я пытался переложить господина Манукова на диван, но какие-то люди, ничего не желая слушать, начали меня избивать, отвезли в тюрьму.
Господа говорили по-английски. Этот язык я знаю как свой родной.
Г.Моллер, есаул.
* * *
"…документы, которые бросают тень…"
Шорохов снова и снова перечитывал запись.
"…документы попали к генералу от частных лиц…"
Какому генералу? Но вот же: "Казаки были еще в Тамбове, Воронеже. Впрочем, почему вы столь решительно отбрасываете Козлов и Елец?" Генерал Мамонтов! И прямо сказано: "…каких-либо документов от генерала Мамонтова мне еще не передавали…" Портфель, о котором говорил Буринец. Не иначе. Его и должны были сегодня вручить мне у дверей кабинета военного коменданта.