Он раскурил потухшую сигару, после чего продолжил:
— Да, милые мои предатели… Представьте себе — ваш старший товарищ, ваш босс просидел в собачьей клетке в одной сраной дыре почти четыре месяца!..
— Дорогой, я к этому непричастна, — скороговоркой выпалила Джейн. — Это…
— Заткнись, — грубо оборвал молодую женщину Доккинз. — Вы меня сдали «дементорам» во Франции! Меня обвинили в том, что я крысятничаю! В том, что утаил какие-то деньги, которые полагалось переводить на счета фирмы!..
«Так и было, — подумал про себя Козак. — Ты, Ричи, оставаясь старшим офицером «Армгрупп», пытался организовать свой личный бизнесок. Договорился с гельмендскими наркоторговцами о покупке крупной партии героина. Уговорился также с авиаторами, чтобы вывезли этот груз из Афганистана в нужную тебе страну… Потом кинул по бабкам «гельмендских» и, не ставя в известность высшее руководство фирмы , решил сам продать почти две тонны героина на европейском рынке… Действовал крайне борзо, как игрок, решивший не играть по маленькой, не ждать крупного выигрыша, а пошедший ва-банк. Но играл-то ты, Ричи, не на свои деньги. Забыл о святом для твоих же работодателей принципе — «делиться надо», за что и поплатился…»
— Ты что-то сказал, Козак?
Иван напряженно смотрел на сидящего в кресле мужчину.
Неужели он и вправду сказал что-то вслух? Может, он уже того… бредит? Не контролирует себя и собственную речь?
Козак помотал головой из стороны в сторону.
— Нет, сэр. Я ничего не говорил, сэр.
— Так вот, меня облыжно обвинили в преступлении, которого я не совершал…
— А еще ты собирался мочкануть нас… Меня и Джейн. Чтобы не оставлять свидетелей твоей «левой» сделки.
Козак удивился, услышав собственный голос. Но когда понял, что эту реплику произнес именно он, было уже поздно.
— Если бы я действительно хотел вас убить, вы бы уже гнили в земле — оба, — как-то неожиданно спокойно отреагировал Доккинз. — И сделал бы это не своими руками, естественно.
— Ричард, милый, послушай меня, — крикнула женщина. — Он пришел тогда ко мне… приехал из аэропорта!
«Так сама и привезла к себе…» — подумал Козаков.
— Сказал, что ты собираешься нас убить!.. Я ему, конечно, не поверила!
«Не физди, Жанна… очень даже поверила».
— Я слабо помню, что произошло в тот вечер…
«Опять врешь, — подумал Козак. — Память у тебя, милочка, отнюдь не девичья…»
— И если что-то произошло нехорошее, дорогой, то это все из-за него…
«Да, напрасно я не дал тебя тогда пристрелить Доккинзу, — с запоздалым огорчением подумал Иван. — Напрасно».
— Я еще не решил, как мне с вами поступить, — после довольно длительной паузы сказал Доккинз. — Ну а теперь заткнитесь оба — пришло время обновить ваше «портфолио».
Из дома вышел уже знакомый им охранник. На этот раз без тележки с собачьим кормом; в правой руке он держал цифровую камеру.
— Ахмед, включи дежурное освещение в вольерах. Снимешь на камеру сначала этого. — Американец кивнул в сторону Козака. — Ну а затем — женщину…
Охранник открыл электрощит, укрепленный на боковой кирпичной стене вольеров. Щелкнул рубильником. В клетках зажглись забранные в защитную сетку светильники…
Он подошел к тому вольеру, где содержали одного из двуногих.
— Сними парик!
Козак подчинился.
— Встань посредине! Руки по швам! Смотреть прямо перед собой!
Ахмед включил камеру на запись. Сначала взял крупный план. Затем медленно попятился, удерживая стоящего посреди вольера «сапиенса» в центре, одновременно добиваясь того, чтобы в кадр попали соседние вольеры с беспокойно мечущимися по своим клетках крупными собаками.
Съемка заняла секунд двадцать… Ахмед переместился к другому вольеру, приготовившись сделать еще один «ролик».
— Не надо меня снимать! — дрогнувшим голосом сказала молодая женщина. — Я плохо выгляжу!..
— Ты будешь выглядеть совсем плохо, если я прикажу запустить в твою клетку одного из кобелей, — подал реплику американец. — Заткнись, Джейн! И дай человеку сделать свою работу.
Когда охранник отснял второй ролик, Доккинз распорядился:
— Ахмед, этих двух зверушек следует извлечь из клеток.
— Да, сэр.
Доккинз взял у охранника камеру. Включил на воспроизведение и, прокрутив оба ролика на маленьком экранчике, лично убедился в том, что отснятый только что охранником материал получился вполне качественным.
— Я скажу Махмуду, чтобы он вышел и помог тебе управиться с этими двумя скотами .
— Хорошо, сэр.
— Прежде, чем проводить их в дом, устройте им помывку!.. А то от них разит псиной и дерьмом.
Ахмед и присоединившийся к нему охранник занялись сначала женщиной. Они отперли клетку, вытащили Джейн и подвели ее к внешней стене. Пока Ахмед, преодолевая слабое сопротивление особи противоположного пола, стаскивал с нее цветастое платье, его напарник размотал свернутый в бухту пластиковый шланг.
Охранник с серьгой в ухе подтолкнул женщину к стене. Махмуд открутил какой-то вентиль и направил струю холодной воды на голую молодку — получилось что-то вроде душа Шарко.
Джейн, тщетно пытаясь увернуться, визжала под тугими холодными струями так громко, так истошно, что даже собаки в вольерах притихли…
Действо это длилось примерно минуту, а затем Махмуд прикрутил воду. Ахмед бросил к ногам дрожащей от холода женщины пластиковый пакет.
— Там полотенце! И одежда! — сказал он. — Быстро одевайся!
Затем настала очередь Козака. Он сам стащил с себя грязное тряпье — шаровары и сорочку. Прикрыл причинное место; но не от стыда перед этими двумя, а чтобы не досталось нежной интимной части при этом принудительном купании.
Когда Махмуд окатил Козака из шланга, тому сначала показалось, что его обдали кипятком. Но нет, просто вода была ледяная…
Спустя минуту или две, когда Иван уже вполне ощутил себя ледяной глыбой, охранники выключили воду и бросили к его ногам пакет с одеждой.
Спустя короткое время двое, мужчина и женщина, все еще дрожа от холода и от нервного напряжения, с мокрыми после «водных процедур» волосами, стояли посреди одной из комнат строения, в которое их препроводили двое охранников.
Здесь довольно тепло — работал электрокамин. Стены окрашены масляной краской, пол выложен коричневатой ламинированной плиткой. Обстановка совсем простая: пластиковый стол, несколько пластиковых же кресел, вот и все, что здесь имелось из мебели.
Одно из кресел, развернутое ко входу, занимал их старый знакомый — Ричард Доккинз.