— Да. Я спрашиваю, что вы видели по дороге сюда.
— Двух охранников… Ну и рожи!
— Я не про них. Про то, что вы могли разглядеть за окнами фургона и в лобовое стекло.
— Вывески самые обычные — кебабницы, автозаправки, придорожные кафе и небольшие мотели… Ах да, — Джейн, посмотрев на ногти, горестно покачала головой. — Ужас… на кого я похожа?!
— Вы сказали — «ах да», — напомнил Иван.
— Я видела указатель… дорожный указатель, на котором было написано название местного крупного города и расстояние до него.
— Что за город?
Джейн, как-то оценивающе посмотрев на него, спросила:
— А почему я должна вам говорить?
— Можете не говорить, — равнодушно произнес Иван. — Хотя это глупо, Джейн, вести себя так, как вы ведете! Я пытаюсь придумать, как нас вытащить отсюда…
В ее глазах, оттененных темными тенями, проскользнуло наконец нечто человеческое; какое-то живое выражение возникло на ее лице, появился какой-то интерес.
— У вас уже есть план ?
— Пытаюсь что-то придумать, — понизив голос, сказал Козак. — Но мне важно понять, где именно мы сейчас находимся.
— Вы можете не бродить туда-сюда?! Сядьте…пожалуйста. Очень, очень раздражает эта ваша ходьба!..
Иван уселся на свой топчан. Джейн, уставившись на него, медленно, почти чеканя слова, сказала:
— Вы сильный, надежный человек и хороший товарищ. Я — слабая женщина. Что я могу? Ни-че-го. Поэтому вся надежда, Иван, на вас.
Козак криво усмехнулся.
— Вы не так давно предлагали одному нашему общему знакомому убить меня. Причем — «немедленно». Мне даже показалось, что вы были в этот момент очень искренни.
— А что мне оставалось? — Джейн невинно пожала плечиками. — Я думала, он прямо там на месте порвет меня… нас то есть, на британский флаг.
— Ладно, проехали. Так что это за указатель был, о котором вы упомянули?
— Газиантеп… слышали о таком городе?
— Газиантеп? Хм… Слышал, но в самом этом городе не бывал. Это на юге Турции?
— Да, и довольно близко к сирийской границе.
— На указателе было написано расстояние?
Джейн, повернув голову к двери, замерла. Снаружи донеслись звуки шагов, а также громкая речь — говорили на турецком.
Провернулся ключ в замке, скрипнула проржавевшими петлями дверь. На пороге возник знакомый охранник с серьгой в ухе — Ахмед. Из-за спины у него выглядывал второй знакомец — Махмуд.
Ахмед отцепил от пояса пару наручников.
— Эй, собака! — глядя на Козака, крикнул он. — Лицом к стене! Руки за спину! Быстро!!
И вновь фургон, вновь разматываемая под колесами лента дороги, ведущая к какой-то неизвестной двум плененным цели… К очередному укрытию, а может быть, к обрыву, к концу их жизненного пути.
Иван сидел, уперевшись коленом в спинку кресла впереди него. Правая рука прикована браслетом с цепочкой к наручнику на левой руке Джейн. На этот раз им не надели полотняные мешки на головы: может, вновь забыли в спешке, возможно, не видели в этом необходимости.
Дорога, по которой они катили вот уже около получаса, была неровной — фургон и тех, кто находится в его салоне, ощутимо трясло. За рулем Ахмед; рядом с ним, как это было и в прежнюю их совместную поездку, в кресле устроился второй охранник.
Козак заметил, что у этих двух при себе кроме носимых кобур с пистолетами имеются еще и короткоствольные автоматы — «хеклеры». Кроме того, на них надеты разгрузочные жилеты. Водитель положил свой ХК между креслами, очевидно, чтобы оружие не мешало вести машину. Махмуд — этот периодически оборачивался, зыркая на прикованных к креслам пленников — держал автомат на коленях.
Снаружи темно, глухая ночь. Часов у них с Джейн нет; но по прикидкам Ивана с того момента, когда они сорвались ночью с объекта, который он про себя прозвал «собачьей виллой», прошло от двадцати двух до двадцати четырех часов.
Дорога, по которой они сейчас ехали, плохо освещена… Вернее, она освещена лишь подсиненным светом передних фар, так что толком ничего не увидишь. Время от времени проносится встречный транспорт. Что характерно, у всех без исключения встреченных ими в пути следования машин, как и у их фургона, почему-то горят не обычные автомобильные фары, а «подсиненные», снабженные маскировочными светофильтрами.
Из динамика включенной на прием автомобильной рации то и дело слышатся чьи-то голоса. Говорят то на турецком, то на арабском. А порой в эфире звучала смешанная многоязычная речь…
В какой-то момент заработала портативная рация. Махмуд, достав «моторолу» из кармашка «разгрузки», поднес ее к губам. Он что-то сказал в рацию, чего Козак из-за тряски не расслышал.
Передок фургона почти уперся в стоящую посреди дороги машину!.. Козака при торможении бросило вперед, но он успел выставить согнутую в локте левую руку, свободную от браслета.
Он услышал, как охнула Джейн. Ахмед потянулся рукой к лежащему меж сиденьями «хеклеру».
А уже в следующую секунду тишину раскололи выстрелы!..
Иван имел за плечами немалый опыт ночных вылазок. Это солдаты НАТО по ночам отсиживаются в защищенных лагерях, а такие лихие парни, как Доккинз, Сэконд и К°, темноты не боялись… У них, у тех, кто находится в фургоне, нет никакого шанса на спасение.
Он инстинктивно пригнул голову! Да что там говорить, он весь вжался в узкое пространство между двумя рядами кресел!..
Что удивительно, Джейн уже находилась под ним, внизу!
Как ей удалось проделать этот трюк, он так и не понял: такой молниеносной реакции, такой быстроте и гибкости могли бы позавидовать ассистентки самого Игоря Кио, этого короля иллюзионистов.
И, что не менее удивительно, она на этот раз не только не визжала, подобно потревоженной взломщиком «сигналке», но даже не пискнула, даже — не дышала.
Когда началась пальба, когда с дороги открыли огонь, он только и успел подумать — «шандец!..»
Ночь вспороли автоматные очереди; в тесное пространство фургона, как ему показалось, ворвался густой рой злых огненных шмелей!
Хруст стекол, плотоядное чавканье попадающих в борта, в человеческие тела пуль!..
Стрельба по их машине велась минимум с двух рук.
Стреляли, кажется, с левой обочины! Один боец шарашил через боковое стекло, второй косо стеганул по лобовому, выцеливая того, кто сидел рядом с водителем!
Иван сжался в комок, ожидая удара, ожидая обжигающей внутренности резкой боли. Но смертоносный вихрь, закрутившийся в тугую смертоносную спираль-удавку, как ему казалось, вокруг него, стих так же резко, как и народился.