— Так я же тебя на машине ни разу не возил…
— А-а, вон ты о чем! Мне ее Гном показал, когда из госпиталя домой повез. Тебе бы руки-то перевязать, или хотя бы пластырем заклеить надо. Да и обработать нормально не помешает. Занесешь еще заразу. Где это можно сделать?
— Наверное, только в отряде… Марина, ты машину водить умеешь?
— Нет. И не училась никогда. А что?
— Тогда придется самому. Руль потом отмою. Поехали? Достань, пожалуйста, ключи из кармана, а то все перемажу — стирай потом…
— А у тебя аптечки-то в машине нет, что ли?
— Есть. Только ей сто лет в обед. Еще отец покупал. Там все испортилось давно, а бинтов и в помине нет. Для техосмотра коробка имеется — и ладно.
— Нет, за тебя основательно надо браться! Что за отношение такое к самому себе?
В медицинской части отряда порезы уже окончательно обработали. Начмед решил не перевязывать, залил раны клеем.
— Походишь так, — сказал он, — кровь свернется быстро. Не советую только руки наждачкой протирать! — Хохмач великий.
Парни с дружелюбным любопытством разглядывали Марину, но от расспросов благоразумно воздерживались. Забрав из шкафчика ключи от гаража, вместе с любимой вышли во двор, столкнувшись с Удальцовым.
— Здравствуйте, дядя Сережа! — поздоровалась с ним Марина. — На кладбище вам не до меня было.
— Здравствуй! Ты уж прости меня, девочка, — ответил ей Сергей Терентьевич, — поругался я там немного. Не понимают ничего по-человечески. Пришлось чисто по-русски общаться. Радуйся, Жора! Мне уж рассказали, если бы не она, пришлось бы тебе передачки таскать. Так что ты ее на руках носить должен!
— Да я хоть сейчас, командир! — попытался подхватить Марину на руки. — Хоть всю жизнь!
— С ума сошел? — притворно начала отбиваться она. — Всю одежду перепачкаешь!
— Ну смотри! — улыбнулся полковник. — За язык тебя никто не тянул. Ладно, ты мужик правильный. За свои слова отвечаешь. Но смотри у меня! Обидишь — не спущу!
— Никогда, командир! — твердо ответил я, нежно посмотрев на Марину.
— Да он мухи не обидит просто так! Это я уже давно поняла, — тоже ласково взглянула она на меня.
* * *
Как-то так само собой получилось, что из отряда на машине направились прямо ко мне. Вроде бы и не договаривались ни о чем, но, с другой стороны, никто и не возражал. Выехав на Комсомольскую, в районе лесотехникума тормознул у обочины.
Ну нарушил я немного правила. Но нельзя меня сегодня наказывать! У меня веская причина — Марина впервые едет ко мне домой! Почему остановился под знаком? Ну это же очень просто: здесь самое «рыбное» место! Бабушек с цветами просто завались. Глаза разбегаются!
Некому меня спрашивать, ни одного гаишника в округе не видать. Марина же даже и не поинтересовалась, для чего это я тут припарковался? Я же со всех ног бросился к одной из приглянувшихся мне бабулек. Не потому, конечно, что она самая симпатичная из всех. Просто у нее одной имеется то, что мне требуется, — розы ослепительно белого цвета. Именно такие я и мечтал подарить Марине. А не какие-то несчастные пожухлые гвоздики, которые видел на ее столе в кабинете. Тем более такой повод, даже два: день рождения и… да неважно, какой еще. Просто я так хочу!
Купив огромный букет, целых двадцать пять прямо ослепительно сияющих белых роз, бегом кинулся назад к машине.
А это еще что за номер? Позади моей «шестерки» стоит, сверкая включенной «люстрой», извергающей вспышки синего и красного цвета, светло-серая с синей полосой «девятка» ДПС. Тебя тут только не хватало! Что, докопаться не до кого? Один я под знаком остановился? Ну, да! Согласен! Рядом с «мерином» моя машина выглядит, мягко сказать… гм… да! Но это же совершенно не повод докапываться именно до меня! А этот старлей торчит именно возле моей «шахи». Ну, что? Бог не выдаст, свинья не съест!
Ба-а! Вот так встреча! Давешний дэпээсник, которого я не так давно послал. Вот сейчас как раз и повод извиниться. Дескать, целыми днями и ночами только тебя и искал, родной, чтобы сказать… Вот еще! Так и за «голубого» принять могут. А оно мне надо?
— Добрый день, командир!
— Для кого добрый… — не договорил старлей, внимательно оглядывая меня.
«А для кого и последний», пришлось мысленно закончить за него.
Так и есть! Чувствует, что где-то недавно встречались, но никак не может вспомнить, где. Напомнить или не стоит? Наверняка ведь обиделся. Да будь что будет…
— Понимаю, нарушил! Но, может, на первый раз простишь, командир?
— Документы!
А вежливость-то где, любезнейший? Ты же с гражданином разговариваешь, добросовестным налогоплательщиком, кстати! На деньги которого, между прочим, существуешь! Ну что поделать? Не буду нарываться. Но дура-ак ты, старлей, похоже… Так что не зря я тебя послал. Туда бы как раз ты и шел бы! Ладно, поглядим. Может, не все еще так и плохо?
Протягиваю водительское удостоверение, документы на машину. Тот, даже не разглядывая, складывает их в карман:
— Вы нарушили пункт…
Начинаю потихоньку закипать… Ну хорошо, нарушил, а дальше-то что? Где написано, что именно за это нарушение ты, старлей, имеешь право изъять у меня все документы, в том числе и на машину? Что, верховным судьей себя возомнил?
— Командир, ну первый раз же… Давай разойдемся по-хорошему? И документы на машину-то нехорошо забирать. Ну, права еще куда ни шло, но машина-то — это мое личное имущество, которое только суд может конфисковать.
— Что, грамотный? Думал, червонцем обойдемся, а тут уже на двадцатку тянет. Ну так что?
— А может тогда протокол? По нему мне ту же самую двадцатку максимум и выпишут. Да и то под вопросом.
Пока мы так препирались, заметил, что окошко марининой двери слегка приопустилось. Слушает. Как бы сдержаться, чтобы мат, который так и хочет сорваться с языка, не вырвался наружу?
— Нет, ты точно сильно грамотный, я смотрю. Свободен! С полтинником за документами придешь, — и направился к своей машине. — Цветы своей бабе охапками покупает, а тут торговаться будет, — донеслось до меня.
Положение хуже не придумаешь! Ну, ты сам нарвался, старлей! Придется ставить тебя на место. В армии у меня таких бойцов не было, но если бы были — отжиматься в противогазах бы устали, пока полную маску блевотины не накопили. В любой ситуации нужно оставаться человеком! Согласен, нарушил я, хоть и не нарочно. Просто встать абсолютно было некуда. Ну составь ты протокол — даже на это согласен! Но так откровенно… Ведь это именно из-за таких, как ты ментов и козлами называют, и мусорáми, и другими обидными кличками. Поверь мне, я это точно знаю!
Толкового опера, который соблюдает неписаные правила, ни один самый прожженный урка таким словом не назовет. Уважает потому что! Хороший опер никогда не нарушит слова, данного жулику. Может не давать, отвертеться под любым предлогом, еще что-нибудь — нюансов хватает. Но если пообещал — в лепешку расшибись, но выполни. За это тебя и уважать станут, и сами те же самые правила будут соблюдать. Не знаю, как тебя, а меня в свое время урки на территории не только боялись, но еще и уважали. Любые двери открывались только при упоминании фамилии, несмотря на то, что до того в них долбиться могли полчаса и больше.