— Так у нас с собой нет ничего, — ответила девушка.
Ее кавалер лишь гордо промолчал, а солдатик только развел руками.
— Зато у нас на всех хватит, — снял эрдэшку Сергей. — Неужели не накормим? А вы куда полезли? — обратился к нам с Пулей. — Ваше в следующий раз заточим. Неизвестно, сколько еще тут кувыркаться придется.
Таблетки сухого горючего никак не желали загораться, сколько друг ни чиркал теркой по запальной поверхности.
— Твою дивизию! — раздосадовано выпалил он, сдержав более крепкое рвущееся с языка ругательство, вовремя вспомнив, что с нами дама. — Отсырели, что ли? И что теперь делать? Спичками разжигать замаешься.
— Подожди, Гном! У нас же бумаги здесь до черта, — напомнил я. — На то, чтобы запалить таблетки, точно хватит. Костер разводить, конечно, не будем, хотя и на него — за глаза.
— Какой еще бумаги? — не понял Сергей.
— Да в подвале же! Забыл?
Сорвавшись с места, рванул вниз по лестнице, светя под ноги фонарем… Распотрошив несколько упаковок, на пару с другом накрутили из купюр длинные трубочки. Чиркнув зажигалкой, подожгли их и подсунули в два таганка к горючему, прямо под вскрытые консервные банки. Таблетки, посопротивлявшись, неохотно разгорелись синим пламенем с небольшими оранжевыми язычками, периодически разбрасывая в стороны яркие искры. Точно, отсырели! Видать, упаковка негерметична.
— И почему там долларов нет? — с улыбкой, не обращаясь ни к кому конкретно, протянул Серега. — Потом бы можно было рассказывать, что костер буржуйскими деньгами разжигали.
— Так бы тебя баксы там и дождались! — обломал я его разглагольствования. — Радуйся тому, что есть!
— Я и радуюсь. Уж и помечтать нельзя?
— Ну, помечтай.
Разогревшиеся банки, сняв с огня, поставили на один из уцелевших столов, приглашающе указав на них Рустаму с Леной. Рядом положили распечатанные пачки галет. На освободившиеся таганки водрузили новые банки тушенки.
— А чем есть? — спросила девушка. — Ложек у нас тоже нет. Да и руки… — показала она ладошки с размазанной по ним грязью.
Переглянувшись, мы с Гномом протянули даме с кавалером свои ножи.
— С руками — дело поправимое! — сказав это, Димка вытащил фляжку со спиртом. Плеснув понемногу всем на руки, констатировал: — Не до жиру, зато заразы точно не осталось!
Рустам приступил к трапезе, а Лена лишь поковыряла мясо, так ничего и не зацепив, после чего беспомощно взглянула в нашу сторону.
— Ну что с тобой делать? — оглянулся я по сторонам. — Сейчас гляну. Не может быть, чтобы местные хотя бы чай не пили.
Пошурудив по ящикам столов, с довольным видом выудил из них пару чайных ложек. Одну из них положил на стол, а вторую, протерев обрывком извлеченной из эрдэшки туалетной бумаги, протянул девушке.
— Держи! Так привычней будет!
Нашлись и изрядно запылившиеся чашки, протереть которые проблемы не составило. Достав из ранцев кружки, вскипятили в них воду из фляжек, заварили чай. Водичку, кстати, экономить придется. Набрать негде. Водопровод не работает, в чем успел убедиться, заглянув в туалет. По мере готовности консервов пообедали все. Сменивший Олега Димка заступил на пост.
— Ну что, доволен? — подколол я Сергея.
— Ты о чем? — не понял тот.
— Разгрузил эрдэшку. Таскать-то сразу стало легче. Продуманный!
— Ну, это кто на что учился! — улыбнулся друг. — Что со связью? А то мы сейчас, как слепые котята. Нас, может, вызывать уже устали.
— Сейчас послушаю. Рацию отключал — аккумулятор-то не вечный, а путного в эфире все равно ничего не было.
Напялив гарнитуру, щелкнул тумблером. Поначалу показалось, что радиостанция приказала долго жить — тишина полная. Даже недоверчиво осмотрел корпус на предмет возможных повреждений. Однако нет! Слабое потрескивание в наушниках продемонстрировало работоспособность приемника. На всякий случай стал перемещаться по помещению в разных направлениях.
— Ты чего? — не понял моих маневров Сергей.
— Тишина какая-то нездоровая. Такое ощущение, что радиомолчание объявили… Хотя, нет! Вот что-то прорезалось. На-ка, послушай.
Сняв гарнитуру, передал один наушник другу, приложив второй к уху. А оттуда доносится:
— …в мирный город.
— Да, но ведь эту часть по дороге сюда обстреливали из «Града» постоянно… А мы не просили этого обстрела, мы сказали: «Сдайте оружие — мы уйдем!»
— Вот, вы понимаете… вы понимаете… — послышался треск сплошных помех, заглушивших слова говорившего.
— Тем более, зачем мирному населению установки «Град», тяжелые пушки, танки, БТРы? Хорошо, я согласен, чеченцы — гордый народ, у них оружие — это в крови. Но зачем такое мощное оружие? — вновь помехи…
— Кто это? — поинтересовался Сергей.
— А хрен его знает! Подождем, может представится? — а в эфире опять:
— …сдачи оружия. Можете ли вы соединить меня с…?
— Вот, подождите! — перебил предыдущий абонент. — Я вот сейчас смотрю чеченское телевидение — идет БМП по дороге и горит при этом. Наше БМП горит! Горят люди! Как это объяснить?
— Вот и, считай, представились! — толкнул меня Гном локтем. — Это, скорее всего, кто-то из наших, а второй со стороны «чехов» базарит.
— Не мешай, потом прокомментируешь!
— Это всегда очень плохо, когда погибают люди, но когда старики и женщины, которых я видел своими глазами, погибают от падения русских бомб — это, уверяю вас, не лучше! Люди, которые сидят в БМП, имели выбор! Старики этого выбора не имеют!
— Вот тут вы как раз не правы! Извините, повторите, как вас зовут?
— Я правозащитник. Ребята, я, Сергей Ковалев, беру на себя ответственность. Выходите, сдавайтесь, и вас сейчас на машинах вывезут в ваши части.
— Вот же сука! — возмутился друг.
— Да не мешай ты! — вновь одернул я.
— Что там? — поинтересовался Димка.
— Да какой-то гондон многоразовый у «духов» сидит и призывает наших сдаваться. Какой-то правозащитник Ковалев, — возмущенно выпалил Сергей. — Не знаком?
— Да хрен его знает? — Пуля демонстративно пожал плечами. — Этих уродов сейчас столько развелось — всех не упомнишь.
— Ты не отвлекайся! На посту стоишь, — оборвал его Гном. — У гражданских, вон, поучись. Их не касается — не лезут.
— Не стою, а сижу, — оставил за собой крайнее слово Димка, но замолчал.
Рустам с Леной с интересом прислушиваются, даже не пытаясь встрять в разговор. А из рации несется:
— …А вы не правы в том плане, что старики имели выбор, им давали возможность несколько… почти неделю уйти из города. Предлагали сдать только оружие. Пускай остались бы военные там, но зачем остались там гражданские?