Следователь улыбнулся и даже удовлетворенно хрюкнул. Это было удовлетворение полицейского, который получил подтверждение, что иногда в мире все идет так, как полагается.
Я подумал, что вряд ли могу согласиться с этим выводом.
Хоуп ехала на север, в штат Мэн, к тому месту на побережье, где они с Салли как-то провели вместе отпуск вскоре после того, как влюбились друг в друга. В ту первую совместную поездку они взяли с собой маленькую Эшли. Это было дикое место, где целый лес темных деревьев, возвышавшихся в густом подлеске, подходил к самому краю воды; бурные волны, накатывавшие с Атлантики, разбивались о скалистый берег и рассыпались фонтаном соленых брызг. Летом здесь был волшебный мир: тюлени плескались у берега, сотни видов морских птиц кричали, купаясь в потоках океанского бриза. «Сейчас там будет пусто и тихо, — подумала она, — и это единственное место, где можно спокойно обдумать, как быть дальше».
Она прижала к боку локоть, чтобы хоть как-то приостановить кровотечение. От раны исходила непрерывная пульсирующая боль. Несколько раз она едва не потеряла сознание, но, по мере того как автомобиль катил милю за милей, она приспособилась к боли и полагала, что сможет дотянуть до конца.
Она пыталась представить, что происходит у нее в организме, воображая по очереди желудок, печень, селезенку, кишечник и думая, какие из органов могли пострадать от ножа, — ну чем не детская игра в угадайку?
Окружающая местность тонула во тьме. Высокие черные сосны, выстроившиеся, как часовые, вдоль дороги, казалось, следили за ней. Свернув в сторону от Массачусетской автомагистрали, Хоуп охнула от внезапной боли. Извилистая проселочная дорога напомнила ей детство, проведенное в лесах. Она старалась ровнее дышать, осторожно глотая порциями ночной воздух.
Она вообразила, что едет в родительский дом. Мысленно она видела мать — еще молодую, с прической по тогдашней моде, вечно воюющую с сорняками в саду, и отца на устроенном для нее футбольном поле, который подкидывал мяч ногами и головой в воздух, не позволяя ему приземлиться. Она слышала, как он зовет ее выйти на поле и погонять мяч. Она представляла его себе молодым и здоровым, совсем не таким, каким он был позже, в больнице.
«Я еду к вам», — мысленно говорила она.
Небольшие коричневые знаки на обочине указывали дорогу к лесопарку. В воздухе уже ощущался привкус соли. Она вспомнила, что там есть и площадка для парковки машин, которая в это время будет, конечно, пуста. От нее сквозь заросли вилась тропинка — по ней можно было пройти мимо поляны для пикников до самой воды. Подняв глаза, Хоуп увидела в небе полную луну — первое полнолуние после осеннего равноденствия. Это было кстати: свет ей понадобится. Луна была окаймлена желтым кольцом, напоминавшим о первом снеге и близких заморозках. Вряд ли в этом месте есть люди. Она не знала, что сказала бы, встретив кого-нибудь. У нее не было сил пускаться в объяснения с полицейским или смотрителем лесопарка.
Хоуп заметила еще один знак — большую белую букву «Б» на синем поле. Она совсем забыла, что в двух милях от парка есть больница, и подумала, что искушать ее в такой момент нечестно.
На миг она представила себе, что поворачивает в этом направлении. Перед зданием будет большое освещенное пространство, на стене красная неоновая вывеска «Пункт первой помощи». На кольце подъездного пути, возможно, одна-две санитарные машины. Внутри за столиком медсестра, определяющая срочность оказания помощи. Сестра, наверное, крепкая женщина средних лет, привыкшая к виду крови и к опасности.
Она лишь взглянет на рану, и через несколько минут Хоуп уже окажется в операционной под яркими лампами дневного света, а вокруг вполголоса будут переговариваться врач и медсестры, пытающиеся спасти ее жизнь.
— Кто нанес вам эту рану? — спросит кто-нибудь, приготовив блокнот и ручку.
— Я сама это сделала.
— Не может быть. Полиция уже выехала, им надо это знать. Скажите нам.
— Я не могу.
— У нас целый ряд вопросов. Что вы здесь делаете? Почему вы так далеко от своего дома? Чем вы занимались сегодня вечером?
— Я не скажу.
— Не можете сказать или не хотите? Это подозрительно. Если вы выживете, утром у нас будут к вам еще вопросы.
— Я не стану отвечать на них.
— Нет, станете. Рано или поздно, но ответите. И почему, скажите пожалуйста, на вашем комбинезоне чужая кровь? Как она туда попала?
Сжав зубы, Хоуп продолжала свой путь.
Салли остановила машину почти в том же самом месте, что и несколькими часами ранее. Улица перед домом О’Коннела была пуста, если не считать припаркованных там и сям автомобилей. Здесь было темно, но по-городскому: слабый свет, проникавший из более оживленных мест, разгонял черноту по углам, мешая ей слиться в одну сплошную массу.
Салли посмотрела на часы и на секундомер, отсчитывавший время в течение всего дня, и вздохнула. Время тянулось так медленно.
Она подняла голову. В окнах квартиры О’Коннела света не было.
Салли внимательно оглядела улицу, чувствуя, как в ней нарастает возбуждение. Скоро ли прибудет О’Коннел? Через две минуты? Через десять? А может быть, он вообще не едет сюда?
Она сокрушенно покачала головой. При правильном планировании операции надо было бы проследить за О’Коннелом на пути из отцовского дома, чтобы каждый его шаг был зафиксирован. Но это было бы опасно, так как один из них оказался бы слишком близко к нему. Поэтому она и придумала вынужденную задержку из-за прокола шины. Но Скотт так поздно вернул ей пистолет, что теперь она не знала, сколько времени осталось в ее распоряжении. И насколько серьезно повреждена покрышка? Надолго ли это задержало О’Коннела? Вопросы и сомнения звучали у нее в ушах, как какофония, создаваемая расстроенными музыкальными инструментами.
Взглянув на лежавшую рядом сумку с пистолетом, она преодолела соблазн закинуть ее в один из мусорных баков за домом. Наверное, полиция найдет ее и там, но полной уверенности в этом не было, а неуверенности в эту ночь и без того хватало, так что надо было хотя бы это дело довести до конца.
В какой-то момент, подумав о Хоуп, она импульсивно схватила мобильный телефон.
«Где ты? — беззвучно спросила она. — С тобой все в порядке?»
Руки ее тряслись — то ли от страха за Хоуп, то ли оттого, что она боялась, как бы О’Коннел не застиг ее за этим занятием и не погубил тем самым все их планы. Она пыталась представить себе, что произошло с ее подругой, догадаться, о чем умолчал Скотт, — и чем сильнее разыгрывалась ее фантазия, тем страшнее ей становилось.
Она чувствовала, как с каждой минутой О’Коннел приближается к ней, и знала, что надо действовать быстро. Но нерешительность словно сковала ее.