«Бойкий матрос» хватает супницу из рук официанта и переворачивает на голову Малянтовичу. Толпа гогочет и с рёвом начинает вливаться в дверь столовой.
Гауптман выхватывает маузер и стреляет в потолок. Вокруг него, ощетинившись маузерами, группируются боевики.
– Всем стоять! Перестреляем нахер! Выходить! – кричит гапутман. Лёха подскакивает с маузером к «бойкому матросу»:
– Ай-яй-яй, братишка, я же тебе где вино показал. На хера ж ты по лестнице поднялся? А, ну, пошёл!
Толпа в замешательстве вываливается из столовой. Дубовые двери закрываются. Официанты начинают баррикадировать их столами. Заодно баррикадируют двери на кухню.
Терещенко пробирается к Рутенбергу. Вместе салфеткой со стола они перевязывают руку Рутенбергу.
– Хорошо, что только царапнуло.
– Папка? – шепчет Рутенберг.
– Спрятал.
К гауптману подходит министр Малянтович, с которого официанты стащили супницу. Но трюфеля ещё на голове и в усах лапша.
– Спасибо, гражданин солдат! Вы восстановили справедливость!
В это время очнувшаяся от гипноза толпа начинает реветь. В двери начинают ломиться. Лёха стреляет по дверям:
– Отойти от дверей, братва! – он бросается к гауптману – Берём «дядю». Вон он! И уходим через кухню. Повара показали как.
– Не можем! Нет! – говорит твёрдо гапутман. – Это высшие чиновники! Власть! Мы сюда допустили пьяную матросню и на нас ответственность. Продолжаем блокировать все двери. Думаем, Лёха, думаем!
За окном гудки. Лёха и гауптман выглядывают в окно.
По набережной в обратную сторону движется кавалькада Антонова – Овсеенко. Впереди броневик. Сзади броневик.
Лёха соображает. В два прыжка, схватив со стола фонари, он бросается к окну. Стреляет в сторону кавалькады, привлекая внимание. А потом, высунувшись и рискуя вывалиться, начинает семафорить этими фонарями.
Внизу в кавалькаде матросы читают Антонову-Овсеенко передаваемый текст. Сигнал «Внимание, прошу помощи!». Колонна останавливается. Все смотрят вверх. Лёха орёт из всех сил и неистово машет руками:
– Полундра!
Антонов-Овсеенко с отрядом врывается во дворец.
Гульба. Матросы гоняются за медсёстрами из госпиталя. В углу уже выстроилась очередь. Там насилуют солдаток из женского батальона. Валяются пьяные матросы. Группа Антонова-Овсеенко прорывается к столовой. У дверей беснуется толпа. Огромный матрос, адъютант Антонова-Овсеенко расталкивает толпу:
– Кончать бузить! Открыть двери!
Двери открываются. Антонов-Овсеенко со своей группой входит в столовую.
Пусто на палубе, пусто на трапе. Дождь. В кубрике пьют двое. Комиссар Белышев и комендор Евдоким Павлович Огнев. Выпито изрядно. Взгляд Белышева падает на часы, висящие в кубрике. На них скоро девять. Правда, девять часов вечера, но что для пьяного время суток?
– Евдоким! Я вспомнил! У девять ноль-ноль! Приказ по Центробалту! Сам главный… Антонов-Овсеенко! Иди, стреляй! Кому говорю!
Комендор пьяно отмахивается.
– Контр-кон-тр-еволюционер ты, Евдоким! – с трудом произносит комиссар Белышев – Я доложу товарищу Анто… что ты про…
– Нет, я за!
– Тогда пошёл и… Огонь!
Сбившиеся в кучу официанты и министры. Один из официантов аккуратненько заворачивает в салфетку десяток серебряных вилок, ложек, ножей и незаметно втискивает в ту самую щель, куда засунул папку Терещенко. Потом от жадности суёт туда и серебряный поднос.
Гауптман представляется Антонову-Овсеенко:
– Иван Балодис. Выполняю специальное задание Петросовета и товарища Иоффе. Здесь министры временного правительства.
Антонов-Овсеенко подходит вплотную к министрам, поправляет очки, вглядывается в лица:
– Оп-па! Да! Министры! Вот вы, это…
– Министр юстиции Малянтович!
– А чего вы тут делаете?
– Обедаем! Как я понимаю, вы представитель этого самого… Совета депутатов.
Я от имени всех министров прошу принять меры к нашей охране. Иначе нас просто разорвут на части.
– Охранять… – туго соображает Антонов-Овсеенко. – Только как? Вон какая толпа под дверьми.
– Да, не удержим матросню. Пьяные. А вы… – подсказывает гауптман, – министров арестуйте. И выводите.
– Да? Ну, да! – решает Антонов-Овсеенко. – Я вас это… Официально… Арестую!
Оглядывается, потому что двери разлетаются и толпа врывается в столовую. Охрана Антонова-Овсеенко ощеривается винтовками. Но у толпы тоже винтовки. Всё замерло.
Комендор Евдоким Огнев выбирается на мокрую палубу. Ковыляет к пушке, спотыкаясь о доски, трубы. Становится у пушки и преображается. Куда делась вся его пьяная расхлябанность. Он весь как взведенная боевая пружина. Хорошо, видать, муштровали комендора. Сам себе командует:
– Трубка «Восемь»! Прицел «Два»! Заряжай! Чёткими отработанными движениями заряжает.
– Изготовиться! Пали! Дёргает шнур. Выстрел!
Громовой раскат выстрела. Как-никак пушка 152 мм! Да ещё и близко. Все инстинктивно пригибаются. Замирают. Потом осторожно поднимают головы. Сам Антонов-Овсеенко потрясён этим эффектом.
– Погоди, а чего это сегодня? – бормочет он себе под нос. – Это же завтра должно быть! – Прокашливается и громко, уверенно заявляет – Слыхали! Это «Аврора» по моему приказу! Прошу сохранять революционную дисциплину! Именем Петроградского совета депутатов! Временное правительство арестовывается! И мы их… в Петропавловскую крепость! Всех!
Министр Малянтович, с опаской оглядывается на толпу с её пьяными выкриками. Он испуган выстрелом, но старается соблюсти приличия:
– Временное правительство подчиняется насилию!
Комендор Евдоким Огнев опять сам себе командует.