— Почему люди не бунтуют?
— Четыре столетия испанцы внушали нам, что мы достойны презрения, потому что наши предки приносили человеческие жертвы. Подсознательно мы им верим. Нам стыдно. Мы молчим, как изнасилованная женщина, которая считает, что сама виновата. Если мы пытаемся восстать, наши действия плохо организованы и истеричны, и нас убивают, но большинство и не пытается. Элита пользуется тем, что «жизнь излечила нас от страха». Так пели солдаты во время Мексиканской революции. Со времени наших древних культур мы знакомы со смертью, мы играем с ней, мы едим ее в пирожных в День Мертвых. В этих трущобах мы поддерживаем умирание. Иногда я думаю, что город становится богаче с каждой смертью. Я часто мечтал о том, что наш последний император Куаутемок когда-нибудь восстанет в наших душах. Он поведет нас в Мехико, где мы вырежем живые сердца у всех, кто живет в больших домах.
— Этот мир включает и тебя.
— Возможно, я это заслужил.
Корал бросила взгляд на Франсиско. На лице было такое же выражение, как в тот день, когда они познакомились — отстраненное и опасное, на лице, являющемся воплощением мужественности. Подумав о детях, она поняла, что его способ перераспределения богатств кажется ей справедливым.
— Если Карлос Слим помог Несе, он наверняка поможет этому городу.
— Может быть, в конце концов. Многие дети умрут, не дождавшись этого.
— Скольких людей ты увез отсюда, Франсиско?
Глаза Франсиско увлажнились.
— Из всех трущоб? Пять тысяч семьсот восемьдесят шесть.
У нее отвисла челюсть.
— Это сколько? Больше двадцати человек в день?
— Я помню их всех, — сказал он и нажал на газ.
Франсиско выезжал из Чималхуакана так, словно его визжащие шины могли его разрушить. В конце концов он сбавил скорость и поехал к центру города к Пасео де ла Реформа, самому большому бульвару города, построенному по образцу парижских Елисейских Полей. Это был парад на трех линиях художественных галерей, роскошных отелей, богатых домов, памятников и парков. Все очень красивые. Все исключительно мексиканские. Франсиско подъехал к отелю «Четыре сезона».
— Я подумал, что тебе нужен отдых после «барсурерос», — сказал он и вошел вслед за ней в элегантный ресторан отеля «Реформа 500».
Ресторан славился средиземноморской кухней. Один раз они нарядились в яркие мексиканские наряды и прошлись по городу, изображая художников Фриду Кало и Диего Риверу, кумиров этого города; история их искусства и страданий, любви, предательства и смерти все еще жила в биении сердца города. Один раз Корал села на колени Франсиско, и под прикрытием ее длинной юбки они занимались любовью на диване.
— Здесь легко делать вид, будто потерянных городов не существует, — сказал Франсиско. — Все спокойно в кварталах избранных — в Колониа Сентро, Чапультепек, Зона Роза и во всех других местах, куда ходят туристы и богачи.
— Кроме тех случаев, когда их похищают? Кроме этих случаев?
— В некотором смысле мы похожи на наших предков. Мы знаем, что время от времени нужно приносить жертву — брата, жену или ребенка.
Корал читала об убийстве похитителями четырнадцатилетнего Фернандо Марти.
Пока Франсиско изучал карту вин, она смотрела на него и другими глазами видела окружающую роскошь.
— Франсиско, что бы ты делал, если бы не руководил организацией «Мексика Этерна» для Луиса? Где бы ты был?
Он ответил, не поднимая глаз:
— На ранчо в Мичоакане, разводил бы ацтекских лошадей, если бы нам удалось прогнать оттуда наркобаронов.
— Не знала, что ты разбираешься в коневодстве.
— Я мог бы научиться. А что бы ты делала, если бы не работала на Луиса? — он поднял взгляд от меню.
— Танцевала бы или растила кучу детей.
Франсиско казался удивленным.
— Не могу себе этого представить.
«Я тоже», — подумала Корал.
— Хочешь шампанского? — спросил он.
— Что в действительности случилось с родителями Луиса? — спросила Корал после того, как они сделали заказ. — С его братьями и сестрами?
Франсиско откинулся на спинку.
— Ты видела статуи?
— Да, но я не знаю всей истории. Знаю только, что они научили его не говорить «ni modo». Что это для него значит, на самом деле?
— Ya ni modo или ya que — это мексиканская фраза, с помощью которой пытаются свести к минимуму неправосудие. Это способ примириться с несправедливостью жизни. Это значит — не надо волноваться из-за того, чего нельзя изменить — потерянного бумажника, продажного правительства. Поскольку Луис верит в перемены, он не любит, когда я это говорю.
— Я тоже. А что его семья?
Франсиско сжал ее руку.
— После землетрясения Луис хотел всех их переправить в Нью-Йорк, но не было легального способа сделать это быстро, поэтому он велел им ждать. Они не послушались. Кто-то свел их с койотом, и тот бросил их в пустыне. Мы больше ничего о них не слышали.
Корал ахнула. Неужели Франсиско не знает правду? Ей потребовалось всего одно мгновение, чтобы решить воспользоваться этим преимуществом, она была уверена, что Луис не будет возражать, если это принесет результаты.
— Это неправда. — Она положила ладонь на его руку. — Это Луис нанял койота. Неужели ты не понимаешь? Вот почему он это делает. В этом причина создания «Мексика Этерна».
Франсиско откинулся на спинку и нахмурился.
— Ты уверена?
Она кивнула.
Франсиско поперхнулся, он казался растерянным. Потер лоб, словно у него заболела голова.
Корал охватило чувство вины, жалости и печали — эмоции, которые никогда не шли ей на пользу. Но мог ли Франсиско отказать Луису теперь, зная это? Она прислонилась к его плечу.
— Ты все же сделаешь то, о чем он просит? Ты похитишь ребенка?
Франсиско медленно поднял голову.
— Конечно.
Корал могла видеть офис Сэма даже с тротуара возле чугунного здания «Сохо» девятнадцатого века. Он находился на четвертом этаже, и в его окне красовалась нарисованная вывеска «ДЕТЕКТИВЫ ДАФФИ: КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ».
Она открыла дверь и поднялась по металлической лестнице. Корал нарочно не пришла утром и во время ленча, думая, что Сэм, как детектив, в это время следит за кем-нибудь. Она выбрала три часа дня, думая, что он вернется за новыми делами или чтобы сделать записи в то время, пока мужья, за которыми он должен следить, не вернутся с работы. Она видела, как Сэм вошел с угрюмым выражением на лице.
У его двери Корал помедлила, взбила каштановые волосы, одернула лиф огненно-красного прозрачного платья, отчего вырез стал еще глубже. Из сумочки достала маленький флакончик-спрей с духами и освежила аромат, потом осмотрела помаду на губах в зеркальце пудреницы. Нет ничего лучше красного цвета, чтобы соблазнить мужчину.