Было полвторого ночи.
Сэм почти на час задержался с приездом сюда. Он прошел по коридору и остановился перед дверью, размышляя. Хотя Мэгги отвергла Питера, Сэм сомневался, что она будет в восторге, когда узнает, что младенец в доме у Корал. Сейчас он в этом не сомневался. Пэт, бармен в «Молли Мэлоунз», мог бы попросить жену позволить им остаться, но не в час ночи на понедельник, той единственной ночи, когда Пэт не работает. Гостиница исключалась. Сэм не мог поселиться там с новорожденным и избежать нежелательных расспросов. Кроме того, в гостиничном номере не найти того, что нужно Питеру, в отличие от женской квартиры.
У двери Корал он погладил ручку Питера, изумленный тем, какой хрупкий на ощупь этот новорожденный младенец. И прошептал:
— Войдем туда, Питер, мой мальчик?
Тот шевельнулся, не открывая глаз, ухватил Сэма за мизинец и снова уснул.
Сэм постучал. Дверь открылась. Корал стояла необутая, в черных колготках и свободной белой блузе, с растрепанными волосами.
— Ну, лучше бы вам войти, — сказала она, и у нее был такой голос, будто эта идея ей не слишком нравится.
— Корал, если мы тебе в тягость… — Он осекся. Ему было больше некуда идти.
— Нет-нет. Заходи. Я ведь тебя пригласила, помнишь?
Сэм шагнул в прихожую. Его взгляд остановился на потрясающей картине, изображающей двух балетных танцоров.
— Фонтейн и Нуриев, если тебе интересно, — сообщила она. — Входи.
Он прошел вслед за ней и присвистнул.
— О, какая элегантная квартира…
Он присел было на темно-бордовый стул с мягкой обивкой, но Корал позвала его:
— Иди сюда, Сэм.
Он пошел на ее голос и попал в роскошную спальню, с ванной комнатой и прилегающей гардеробной. Портрет балерины в желто-черно-белом наряде занимал почти всю стену.
— Марго Фонтейн в роли Авроры в «Спящей красавице», — сказала Корал.
Это был дом театральной дивы — или той, которая хотела бы быть ею. Сэм почувствовал себя непрошеным гостем.
— Неси его сюда.
Корал удалось достать настоящую колыбельку, плетеную корзинку с козырьком, покрытую оборками из белого кружева. Рядом стояли белое кресло-качалка и белый пеленальный столик.
— Консьерж достал их у кого-то из жильцов. Я попросила его пока отказаться от услуг моей горничной. Тебе не нужны лишние глаза.
— Во что тебе обходится эта квартира?
— Около шести штук в месяц. — Корал протянула руки к Питеру, и Сэм позволил взять его. Она откинула мексиканское одеяло и воскликнула:
— О-о-о! Какие у тебя глаза! Точно, как у твоего папы. И совсем не похожи на мамины, и это хорошо.
Раздраженный Сэм сказал:
— Не говори так в его присутствии!
Она принюхалась.
— Его нужно перепеленать, Сэм. Ты привез подгузники?
— Э… нет. Здесь есть недалеко круглосуточная аптека?
— В Вест-Энде.
Сэм посмотрел в сторону двери, потом снова на Питера.
— Ничего. Я закажу доставку. А пока будем импровизировать.
Корал положила Питера на пеленальный столик, ушла за угол и вернулась с маленьким желтым полотенцем.
— Полагаю, ты не подумал, что нужно захватить смесь для его питания?
— Не подумал. Он как раз спал.
— Ладно. Пока я могу развести немного соевого молока и капнуть туда несколько капель патоки.
Набор детских бутылочек и одеял принесли вместе со столиком. Сэм понимал, что они с Корал делают все механически. Он старался не думать о том, что подумает Мэгги, когда проснется. Он знал, что поступил правильно, но от этого не чувствовал себя лучше.
Сэм сел на табурет у туалетного столика Корал.
— Кажется, я не понимал, что умение ухаживать за ребенком — врожденное.
Она оглянулась через плечо.
— Я нянчила детей в молодости.
Он попытался улыбнуться.
— Вот. Все чисто и хорошо, — сказала Корал, поднимая Питера. — Подойди, папа, поцелуй его на ночь.
Сэм подошел и поцеловал сына. Питер уже спал, когда она плотно завернула его и положила в колыбельку, сказав:
— Он будет чувствовать себя в безопасности, туго спеленатый таким образом, словно еще в утробе.
Они не смотрели друг на друга.
Корал открыла ящик туалетного столика и достала бутылочки. Сэм подумал, что она тоже старается не думать о Мэгги.
— Лучше нам приготовить какую-нибудь смесь. Он будет голоден, когда проснется.
Сэм последовал за Корал на кухню мимо галереи танцоров и отдал ей травы.
— Акушерка Мэгги сказала давать ему чай из этих трав, когда он не сосет грудь.
Они смотрели на травы и молчали.
Зазвонил сотовый телефон Сэма. Он достал его и посмотрел на номер. Звонок был из «Йерберии Гваделупе». Неужели Мэгги все-таки нужен Питер? Он злился на нее за то, что она поставила его в такое положение.
— Мэгги? — спросила Корал.
— Да.
— Ты ответишь?
Некоторое время он держал в руке звонящий телефон.
— Нет.
Корал поставила воду для чая Питера. Пока она закипела, телефон Сэма звонил еще три раза. Было еще пять звонков, пока Корал разбавляла соевое молоко, подливала в него патоку и теплого чая. Сэм не смотрел на сообщения, пока Корал наполняла бутылочки. Она уронила одну, и ей пришлось заново стерилизовать ее, и все это время они слушали телефонные звонки. Она убрала бутылочки и уткнулась лбом в дверь холодильника, дрожа.
— Скажи мне еще раз, зачем ты это сделал, Сэм?
Он сердито ответил:
— Я не знаю. Давай выберем: попытка аборта, покушение на убийство, отказ в сексе, угроза ребенку — весь мир сейчас знает о Питере и думает, что он — Христос, видит Бог! И в довершение всего этого сегодня она мне сказала, что ей не нужен Питер, только развод. Я могу его забрать. Угадай, что еще? Я месяцами надрывался, а она — большая тайна — чертовски богата. И все время была богатой.
Корал вздохнула. Сэм повесил голову.
— Питеру опасно оставаться с ней после того интервью.
Корал достала бутылку красного вина, уже распечатанную, наполнила два бокала, подала один ему, прислонилась к холодильнику, как он к стене, и они выпили.
— Тебе хочется спать? — спросил Сэм, видя в мыслях «Йерберию Гваделупе».
— Я — нет, но у тебя был трудный день, правда? Любовные игры со мной у тебя в офисе, потом ты бросился спасать Мэгги после ее интервью на телевидении, потом стал отцом, а теперь… теперь ты беглец.