— Раскаиваемся! Конечно, раскаиваемся! — в один голос закричали собаки.

— Значит, в связи с раскаянием, — степенно продолжила мадам, — а также с хорошим поведением суд постановляет освободить гражданок Чернышёву и Собакевич с возвращением их первоначального облика и телепортацией в Россию досрочно из зала суда, — в подтверждение незыблемости своих слов мадам Кортни стукнула по кафедре молоточком.

— Это что же такое получается? — обиженно заскулила левретка. — Сначала наказали, а потом, задним числом, устроили псевдосуд?! Да если бы я была в курсе, то за три дня насовершала бы этих ваших хороших поступков целую кучу!

Мадам Кортни наклонила голову:

— Милая моя, хорошие поступки должны совершаться не на скорую руку и не для галочки, а от чистого сердца. Иначе весь смысл пропадает. Ведь зачем мы живём? Чтобы делать добро, вероятно… Но доброту не продашь и не купишь в магазине. Она либо есть в человеке, либо её нет. Вот у тебя, Юлия Собакевич, она есть.

— И всё равно вы должны были сразу сообщить нам о своём решении! — левретка уложила шерсть на спине. — Мы ведь думали, что это на всю жизнь! Мы пеле… пере… Мы переживали!

— Грех вам жаловаться. Ваше наказание можно назвать наказанием разве что в самом микроскопическом виде и с унизительными натяжками. Жить в замке, путешествовать по миру… Об этом многие только мечтают.

— Мадам Кортни, вам лучше, чем кому-либо известно, что для нас это было трудным испытанием, — сказала Лада.

— Знаю. И потому я всё устроила именно так, как вышло. На долю каждого человека приходится ровно столько испытаний, со сколькими он в силах справиться. Я знала, в сущности, вы хорошие девочки. Но на всякий случай устроила вам проверку. Чужое богатство не сделало вас завистливыми. Ненависть и несправедливость вас не озлобили… Одним словом, вы оправдали мои ожидания.

— Значит, всё, что с нами случилось, спланировали вы? Но это абсурд!

— Многие считают, что вещи, находящиеся за пределами их понимания, абсурд, на который не стоит обращать внимания. Я прочла «Приключения Отки и Франтишки», и впоследствии сценарием колдовства послужила именно она. По сути, я ничего не планировала. Но не сердитесь на писателя, он тут ни при чём.

— Выходит, мы были пешками в чьей-то игре?

— Ошибаетесь, — улыбнулась мадам Кортни. — Вас же никто не принуждал помогать узникам Пынтикова, спасать Кристофера или разоблачать Бэрримора. Спокойной и размеренной жизни английской собаки из благородной семьи вы предпочли благородную цель. Вы храбрые девочки! А храбрость всегда совмещается с гордостью и чувством собственного достоинства, даже у собаки. В отличие от человека, ни один пёс не считает обыкновенную верность чем-то необычным. Такая преданная дружба, такая сила доброй воли, увы, под силу только собакам. Вы заслуживаете прощения. И прямо сейчас.

— Постойте! — Лада твёрдо шагнула вперёд. — Я не могу…

— Ты с ума сошла! — рявкнула Юлька.

— Я не могу сейчас телепортироваться. Кристофер только-только начал приходить в себя. Если я исчезну, даже не знаю, что с ним будет…

— Не говори глупостей! Мы так долго этого ждали! — заголосила левретка. — Это всё равно, что держать одну лапу на газе, а другую — на тормозе!

Лада чувствовала себя так, словно на ощупь шла в полумраке по безлюдной улице, не зная, куда свернуть.

«Забудь о Кристофере. С ним будет всё хорошо, — советовал внутренний голос. — Нет, так нельзя», — возражал другой голос, видимо, голос совести.

— Юль, телепортируйся одна, — твёрдо сказала Лада. — А я останусь до тех пор, пока Крис не поправится. Я знаю, это ненадолго. Через месяц мы снова будем сидеть за одной партой.

— Я была в тебе уверена! — торжественно объявила мадам Кортни. — Ты выдержала испытание до конца — ты стала настоящей собакой…

— Промедление смерти подобно. У меня самолёт на Порт-о-Пренс через пятнадцать минут. Юля, Франт, Чарли, прощайтесь.

— Как, и он тоже? — Юлька недоумённо посмотрела на Чарлика. — А как же его хозяин?

— Отныне ты его хозяйка, — загадочно произнесла мадам Кортни.

Леврет подавленно молчал.

— У Чарлика давно нет хозяина. Он был занятым человеком и отдал собаку в приют. Но Чарли сбежал.

— Постойте! — выпалила Юлька. — Но на чемпионате по фризби у него точно был хозяин. Я даже помню его имя — Эмиль Вудсток!

— Мистер Вудсток — добрейшей души человек. Он работает дворником в нашем микрорайоне и иногда меня кормит. Но он мне не хозяин, — леврету было стыдно до слёз. — Мадам Кортни, зачем я там нужен? Спасибо, конечно, но…

— Никаких но! Ты будешь жить у меня. Или ты меня не любишь? — обиделась Собакевич. — Наш холодильник и то нежнее!

— Что ты! Я же с удовольствием! — моментально просиял леврет.

— Не скучай, Франя. С тётей Верой одному непросто будет, но она не посмеет тебя прогнать. А я скоро приеду, — такса и колли крепко обнялись.

— Прощание окончено. Вставайте за кафедру, — скомандовала Кортни.

Собаки повиновались.

— Колдюй, баба, колдюй, дед, колдуй, серенький медвед! — воскликнула длинношёрстая колдунья и взмахнула лапами.

Кафедра заколыхалась на прозрачных воздушных волнах и, излучая сиреневое сияние, стала медленно растворяться в воздухе. Силуэты смягчались и таяли…

— Скоро увидимся! — крикнул напоследок Франя.

Юлька ограничила прощальную речь обычным недовольным рычанием и, превратившись в прозрачный фантом, исчезла.

«Ну вот и всё…» — подумала Лада, и в душу вдруг вползло уныние.

Такса привычно свернулась на постели калачиком и глубоко вздохнула.

Вдруг что-то вспыхнуло, и из воздуха вновь материализовалась мадам Кортни. На ней был фланелевый дорожный костюм, а в лапе — миниатюрный саквояж.

— Я же совсем забыла сказать! — у Кортни был раздосадованный вид. — Твои мама и папа живы…

Эпилог

— Алло, Юль, привет!

— Привет-привет, туманный Альбион!

— Как дела?

— Ой, даже не спрашивай! Родители до сих пор в себя прийти не могут от радости. Видела бы ты их лица, когда я с Чарликом посреди ночи домой заявилась.

— Могу себе представить!

— Знаешь, непривычно опять человеком быть. Я когда иду, такое ощущение, что на ходулях ковыляю. За стол сяду уроки делать — ноги в пол упираются. Зато теперь я абсолютный билингв. С Чарликом друг друга с полуслова понимаем. Предки разрешили ему в моей комнате жить — мы теперь болтаем ночи напролёт. Он мне тут такого про себя понарассказывал! Оказывается, этот скромник был вожаком своры анархических дворняг!