— Береги себя, Трезор! — оглядевшись напоследок: не осталось ли кого, — Чернышёва и Собакевич бросились к выходу.
И вдруг на их пути будто из-под земли вырос чёрный кот. Он ощерился, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел. Собаки замерли в нерешительности.
— По-моему, этот чернявый с усами намерен разодрать нас в клочья, — прошептала Юлька. — Вот уж не думала, что мне суждено погибнуть от лап кота. О’кей, попробуем установить контакт. Эй, товарищ, ты по-нашему сечёшь? — развязно обратилась она к коту.
— Сейчас как глаза повыцарапаю, поглядим тогда, какой я тебе товарищ… — бедным интонациями, бесцветным голосом прошипел брюнет.
— Значит, сечёшь, — удостоверилась Собакевич. — Слушай, я тебя как женщина мужчину прошу, отойди в сторонку. Не мешай порядочным собакам правосудие вершить.
— Кузьма! Помоги! — увидав любимца, завопил Николай Петрович и бодро задрыгал правой ножкой.
С улыбкой меланхолика котяра двинулся на собак.
— А он не шутит, — Юлька пошла на попятную. — Похоже, нам потребуются крепкие мышцы ног… Котик, а котик, брысь!
Но котик и не думал отступать, вместо этого он издал боевой мяв и вцепился Собакевич прямо в морду.
— Спасите, хулиганы зрения лишают!
Одним прыжком Лада подскочила к беснующемуся коту, ухватила его зубами за хвост и рванула что было сил. Кузьма заорал, но хватку не ослабил.
— Кусай его! Оторви ему хвост! Сделай хоть что-нибудь! — левретка усиленно мотала головой, пытаясь сбросить с себя Кузьму Никифоровича.
Собрав всю волю в кулак, такса с размаху двинула коту прямо в ухо. Удар получился точным и мощным — Кузьма кубарем отлетел в сторону и, ударившись головой о стену, замер.
— Сдох, — констатировала Юлька. — Гад всю красоту мне испортил!
— Ты уверена?
— Сама погляди! Слава Богу, нос не оттяпал!
— Да нет, ты уверена, что он… того? — Лада недоверчиво покосилась на лежащего ничком Кузьму Никифоровича.
— Кузьма! На кого ты меня поки-ину-ул? — плаксиво заголосил Пынтиков.
Собаки с опаской приблизились к коту. Юлька брезгливо тронула лапой бездыханное тело:
— Мертвее не бывает.
— Мя-ау-у! — взревел «мёртвый» кот, вскочил на задние лапы и, как настоящий ниндзя, провернув в воздухе немыслимый кульбит, снова атаковал левретку.
Завязалась нешуточная потасовка. Трое собак и бесноватый кот сплелись в клубок и остервенело катались по земле. Шерсть и усы летели в разные стороны.
— Вот вы и попались, голубчики!
Сверху на зверьё упала шёлковая сетка. Драчуны запутались и трепыхались в ней, как пойманные в сачок коллекционера бабочки. Пынтиков довольно потирал руки.
— Молодец, Кузьма Никифорович! — за шкирку он вытащил любимца из кучи-малы.
Собаки беспомощно возились в сети.
С нескрываемым торжеством кот глянул на изрядно потрепавших его собак и сунул голову под руку хозяина, требуя похвалы.
— От Пынтикова ещё никто не убегал! — прогремел Николай Петрович, но тут же осёкся, заметив опустевшие клетки. Лицо его медленно вытянулось и приобрело сиреневатый оттенок.
— Меня разорили! Что я скажу заказчикам? Мои кане корсо!
Пынтиков страшно затопал ногами, скинул колпак и стал методично рвать на себе волосы. По природе Николай Петрович был натурой вспыльчивой, но приземлённой. Он быстро погасил в себе приступ гнева и вернул собак в клетки.
— Ладно, завтра будем разбираться. А ты, — он обратился к Трезору, — хозяев не увидишь как своих ушей. Ни завтра, ни послезавтра, ни вообще никогда, — на шее овчарки щёлкнул шипованный ошейник. — Пойдём, Кузьма, ты заслужил свою порцию жареных мышей!
Одарив несостоявшихся беглецов взглядом триумфатора, кот вильнул хвостом и вышел вслед за хозяином.
— Полный провал, — с отчаянием выдохнула левретка.
Всю ночь Николай Петрович Пынтиков не сомкнул глаз. Ворочаясь с бока на бок, кряхтя и всхлипывая, он думал одному ему ведомую горькую думу. Кане корсо сбежали — одна из его лучших сделок сорвалась. Мечты, розовые и заветные, лопались, как мыльные пузыри. Внутри Николая Петровича вели неистовую борьбу два чувства: жажда мести и жажда наживы. В три утра ему отчаянно захотелось застрелиться, но бесплатно не поднялась рука. О нет! Николай Петрович в грязь себя уронить не мог! Когда часы пробили шесть, с явным отрывом победила жадность.
— Просыпайтесь!
На сонных собак пахнуло стужей.
— Безобразие! Я только что уснула, — проворчала левретка, широко зевнув.
Лада открыла глаза и тут же вспомнила про жуткий сон № 1, который приснился ей накануне. Сон был таким неприятным, что она не могла припомнить, о чём именно.
— Пошевеливайтесь! — Пынтиков отпирал замки. — На рынок едем. Советую молиться вашему собачьему богу, чтобы я вас сегодня продал. Ещё одну ночь я вас держать не намерен — утопить дешевле.
Левретка и такса оказались в уже знакомой клетке.
— А ты благодари хозяев, — обернулся Николай Петрович к Трезору. — Выкуп сегодня, считай, в три раза против обыкновенного увеличил, скажи спасибо своим «освободительницам». А эти на всё согласны, лишь бы собаку свою вернуть! Поедешь домой сегодня, если не передумаю.
Уже утративший надежду на спасение Трезор не верил собственным ушам.
— Я же говорила, всё будет хорошо! — обрадованно тявкнула Лада.
— А как же вы? — вид у пса был растерянным.
— Не волнуйся, вдвоём нам никакие пынтиковы не страшны!
— Чего разлаялись? — Николай Петрович вытащил клетку на улицу. — Эх, не слишком-то у вас товарный вид!
Трудовой день на птичьем рынке начинался рано. Когда Николай Петрович появился на базаре, торговля уже кипела вовсю.
— Никак вчерашних найдёнышей принёс? — удивился коллега по цеху Сашка. — Вроде ты собирался их хозяевам вернуть?
Сашка торговал декоративными крысами. На гигантской клетке, полной упитанных крысят, было написано: «Пальцы не совать. Штраф — один палец».
— Планы изменились, — буркнул Николай Петрович. — Сидеть! Только попробуйте фокусничать, живо в речке с камнем на шее окажетесь!
Пынтиков надел собакам ошейники, а поводки привязал к прилавку. Вооружившись железной расчёской, больше напоминавшей огородные грабли, он принялся расчёсывать короткую шерсть таксы. Лада морщилась, но деваться было некуда. Бежать невозможно, а погибать как в повести Тургенева «Му-Му» не хотелось. Оставалось надеяться, что кто-нибудь их купит…