Я хорошо помню этот дом. Маленький жилой домишко, летняя кухня, зимняя кухня, курятник, огород. Мне там очень нравилось. Я говорила, что хочу к маме, но на самом деле не хотела. Я и представить себе не могла, что когда-нибудь отсюда уеду. До сих пор помню запах дома, какой он на ощупь, какая в комнатах стояла мебель. Помню каждое дерево – две яблони во дворе с побеленными стволами, роскошные черешни – белая и красная – за летней кухней и маленькое хилое деревце, которое бабушка особенно любила, вишня. Под белой черешней всегда насыпали стог сена. Я прыгала с ветки в этот стог. Небольшой по местным меркам огород – картошка, трава. Зато целая «стена» кизиловых кустов. Бабушка не любила готовить простую каждодневную еду. Зато варенья и компоты могла закручивать сотнями банок. Кизиловое варенье мы с ней любили больше всего. И персиковый компот.
Банки сушились на заборе. Машинка для закрутки была самой ценной вещью на кухне. Песок – так называли сахар – мерился мешками. За пенку от варенья можно было отдать жизнь.
Моя кровать – высокая, с фигурной железной спинкой – стояла у той стены, где печка. Бабушка стелила на сетку два матраса, перину, несколько подушек и огромное тяжелое одеяло. Я проваливалась в кровать, с которой невозможно было встать. Хотелось спать, спать, спать... Бабушка работала за секретером. Не признавала письменный стол, хотя он у нее тоже был – вечно заваленный бумагами, ни одну из которых нельзя было выбросить. Самые «важные» тексты бабушка писала на улице в самых неподходящих местах – на разделочном столе, где обычно ощипывали и потрошили кур. На подставке рядом с курятником, где стояли миски с комбикормом...
В деревянном туалете висел портрет Юрия Антонова. А прямо за туалетом пышно цвел розарий. Розы – огромные, на толстых стеблях с мощными шипами, невероятной красоты, нигде не приживались, только там. Ничего не могу с собой поделать – запах роз ассоциируется с запахом компоста.
Дед связал мне персональный веник, которым я мела по утрам двор. Еще я гладила постельное белье в зимней кухне, носила воду, убирала в доме, кормила курей, кошек, которых было штук десять, и старую собаку. Она мучилась кошмарами, по ночам отгоняя лаем одной ей ведомых призраков.
Мыть полы – два раза в день. Промывать землю между половицами. Застилать постель без единой складочки. А сверху обязательно положить кружевную салфетку, связанную Лялей. И на огромный черно-белый телевизор – тоже салфетку. И подмести улицу перед воротами, иначе соседи скажут бабушке, что я неряха. И перемыть всю обувь, которая через пять минут станет грязной. По меркам села я – десятилетняя – вообще ничего не делала.
По выходным бабушка готовила для меня и деда.
Запах и последний забег по двору свежезарубленной курицы забыть невозможно. Тогда же бабушка решила, что пора и меня приучать к готовке. Она совала мне в руки топор и приговаривала: «А если завтра война? Что ты будешь делать? Ходить вокруг нее?» Я должна была поймать курицу и тяпнуть ее топориком. Не смогла. Курицы, оказывается, клюются очень больно. Я дула на палец и ныла. Этого я никогда не забуду: моя бабушка – творческая натура, тонкая, нервная – отобрала у меня топор, взмахнула, и – раз – безголовая курица побежала по двору.
– Бабушка! – закричала я.
– На войне и не такое было. Я тебе потом расскажу, что надо делать при ранении осколком, – хмыкнула она и пошла за чайником.
Я помню, как пахнет ошпаренная кипятком курица. Бабушка сажала меня перед большим эмалированным тазом и учила правильно и быстро ощипывать. Удалить желчь, опалить над газом. И этот запах подгоревшей кожи и волос я тоже помню.
У нас никогда ничего не выбрасывалось. Из куриных ног – главное, снять с них желтую рифленую кожицу – и головы (куриный глаз становится белым, каждый раз страшно смотреть) можно сварить невероятно вкусный бульон. Вкуснее только из петуха. А еще вкуснее – желудок и сердце, которые всегда отдавались детям. А дед любил мозги. Рукояткой своего ножичка он разбивал косточку и шумно высасывал содержимое. Бабушка сидела и смотрела на нас. Она вообще любила смотреть на едящих с аппетитом людей.
Это очень странное ощущение – жить в доме своей бывшей учительницы. С бабушкой, которая совершенно не изменила своим привычкам и образу жизни после замужества. И дедом, который всегда молчал и не расставался с тем ножом, которым располосовал щеку Ляли. Нож, похожий на маленький изогнутый кинжал, висел у деда на поясе.
Да, портрет Ляли висел на стене у меня над кроватью.
– А помнишь, как ты к нам на Новый год приехала? – спросила я маму.
– Нет, не помню...
Все она помнит. Тяжелый был год. Мамин отдел лишили премии – проиграли дело. Пришлось брать сверхурочные. Уволилась подруга, которая работала в «столе заказов» и доставала колбасу, конфеты и чай. А с новой отношения как-то сразу не заладились. Билет тоже еле достала – только до Минвод, а оттуда на автобусе и машине.
Мама сидела у товароведа в «Детском мире» и кивала головой. Товаровед рассказывала про мужагада и его имущество, на которое она сильно рассчитывала в случае развода.
– Оль, ну что, – окликнула товаровед маму, – есть шанс?
– У тебя чеки сохранились? – устало спросила мама.
– Конечно, – обрадовалась товаровед, – совершенно случайно сложила все. Вот, тут все документы, на дом, на ремонт, на стройматериалы...
– Давай я дома спокойно посмотрю, подумаю, – сказала мама.
– Давай-давай, конечно. Ну, Олечка, я на тебя не знаю прям как рассчитываю. Пойдем, покажу тебе нашу новинку.
Товаровед отвела ее в отдел и поставила на прилавок механическую куклу, которая пела «Во поле березка стояла», махала платочком и покачивалась из стороны в сторону, как будто танцевала.
– Бери, не пожалеешь. Партия маленькая. Больше не будет, – сказала товаровед.
Мама смотрела на эту куклу и думала о том, где покупать продукты, где взять денег, да еще вернуться надо четвертого.
– Оль, ну что, берешь? – окликнула ее товаровед.
– Да, давай.
Тридцатого декабря маму вызвал к себе начальник и объявил о новогоднем подарке – всем вернули премию, но в следующий раз полетят головы...
В этот же день новая продавщица из «стола заказов» позвонила и сказала, что уже все – колбаса, конфеты, чай – готово, только приходите и забирайте. И она же не знала, что Ольга – та самая Ольга, которая может помочь с наследством, а то еще сестра есть и брат... ну и так далее... А так, если что надо – в любой момент. Конфеты, водочка, икра.
– Слушай, чем пахнет так? – спросил маму сосед в самолете.
– Колбасой, наверное, – ответила она.
– Хорошо пахнет, да! Как называется?
– Сервелат.
– Мармелад, сермелат... Слушай, продай одну. Детям привезу. Никогда не видели, – попросил он.
– Не могу, матери везу, – ответила мама.