К сожалению, другие люди оказались не столь довольны деятельностью Тейта, а он еще не научился вести себя достаточно разумно, чтобы защититься от собственных пороков. Тейт и сам не пренебрегал иногда легкими интрижками. Он жил холостяком, но испытывал слабость к юным мулаткам, а особенно к цветным шлюхам от Дикки с улицы Долороза, пережитке тех дней, когда в Сан-Антонио квартал красных фонарей считался самым большим в штате, с минимальными расовыми ограничениями. Во всяком случае, в те вечера, когда Тейту не удавалось поиметь цветную шлюху, он не брезговал и смуглыми мексиканками, и благодаря таким похождениям стало известно, что Дэвис Тейт зачастил к Дикки. И когда он, появившись там однажды вечером, учуял запах дезинфицирующего мыла, которым у Дикки обеспечивали клиентов для гигиенических целей, то его сфотографировал из машины какой-то белый парень, а когда он выразил протест, дверца машины открылась и оттуда вышли три мексиканца. Дэвиса Тейта избили так, что он запомнил это на всю жизнь. Но запомнил он также номерной знак той машины и сделал звонок, пока еще ожидал помощи в муниципальной больнице Сан-Антонио. Барбара Келли заверила его, что об этом деле позаботятся, — и так и произошло.
Эта машина оказалась зарегистрирована на некоего Фрэнсиса «Фрэнки» Рассела, кузена Джорджа Киза, который вдобавок занимался благочестивыми делами: в основном подбором семейных пар. Спустя двадцать четыре часа тело Фрэнки Рассела обнаружили на восточном склоне провинциального каньона. Его кастрировали, и поэтому возникло предположение, что он разделял слабости своего кузена. И тогда вновь всплыла история о руководителе профсоюза, которому нравились легкодоступные эмигрантки, нелегальные или все прочие шлюхи. Убийство Рассела никак не связали с обнаруженными через три недели останками трех мексиканских рабочих с птицефермы, выловленными в озере Калаверас. Ведь их не кастрировали, а просто застрелили.
Как сказали сведущие в подобных делах люди, вероятно, действовала какая-то банда.
Но Дэвис Тейт знал о той банде наверняка, и он испугался, испугался до ужаса. Он не подписывался на убийства. Хотел лишь, чтобы его обидчикам отомстили, тоже избив их. В тот вечер, когда стало известно о трех трупах, вытащенных из озера Калаверас, Тейт напился до чертиков и, позвонив Барбаре Келли, начал ругаться, заявив, что вовсе не хотел, чтобы его обидчиков убивали, а хотел, чтобы их просто проучили. Келли ответила, что они как раз и получили урок, и тогда Тейт принялся орать, угрожать и лепетать о своей совести. Бросив трубку, он открыл очередную бутылку и, должно быть, в итоге заснул на полу, потому что сам себя не помнил, когда, открыв глаза, увидел перед собой красивую брюнетку.
— Мое имя Дарина Флорес, — сообщила она. — Меня прислала Барбара Келли.
— И что вы хотите?
— Хочу предупредить вас о важности сохранения верности делу. Хочу убедиться, что вы осознаете всю серьезность подписанного вами документа.
Встав рядом с ним на колени, она схватила его одной рукой за волосы, а другой — стиснула ему горло. Флорес обладала огромной, неженской силой.
— И я хочу сообщить вам кое-что о Спонсорах, и не только.
Она долго нашептывала ему на ухо, ее слова обретали зримые образы, и в ту ночь что-то умерло в душе Дэвиса Тейта.
И то воспоминание всплыло сейчас, когда он слушал слова Бекки. Она играла не на его стороне. Он давно догадался. Она представляла интересы Спонсоров и тех, кто, в свою очередь, использовал их.
— Что я должен сделать? — спросил он. — Как вернуть обратно наши рейтинги?
— Предположительно ты стал излишне щепетильным, недостаточно радикальным. Тебе необходимо раздуть один конфликт.
— Как?
— Завтра ты услышишь об исчезновении девочки из северной части Нью-Йорка. Ее зовут Пенни Мосс, ей пятнадцать лет. Тебе предоставят эксклюзивный материал: когда обнаружатся останки Пенни Мосс, тебя обеспечат доказательствами того, что ее убийцей стал некий новообращенный мусульманин, который решил примерно наказать ее за ношение неуместной одежды. Ты узнаешь обо всем раньше копов. Этот материал поступит к тебе анонимно. Мы подготовим представителей, готовых дать комментарии. Тебе предстоит стать эпицентром бури негодования.
Тейта едва не вырвало выпитым пивом. Он не возражал, когда срывали плоть с костей либералов, потому как, говоря о странных симпатиях к либералам — а Тейт разглагольствовал об этом больше других, — понимал, что они не склонны подкреплять свои возражения оружием, так же как не склонны взрывать дома в Оклахоме. Мусульмане же имели совсем другие пристрастия. Он мог бы с удовольствием искушать их с безопасной радиостанции только до тех пор, пока был всего лишь одним голосом среди многих, но он не хотел стать номинальным лидером антиисламских настроений. Дэвис владел приличными апартаментами в районе Мюррей-Хилл, а кварталы Мюррей-Хилл стали похожи на пакистанский Карачи или афганский Кабул. И он предпочитал бы ходить там по улицам, не подвергая опасности свою жизнь, и ему решительно не хотелось последствий, которые может вызвать такое его выступление в радиопрограмме.
— Но как я узнаю, что это правда?
— Мы позаботимся, чтобы это стало правдой.
Желание выпить еще пива окончательно покинуло Тейта. Если пойти по пути, предложенному Бекки, то ему понадобится чистая голова. Только еще одна деталь беспокоила его.
— А эта девица, Пенни Мосс, я ничего пока не слышал о ней. Когда она пропала?
Позже, уже готовясь умереть, он осознает, что знал ответ, догадался, прежде чем Бекки открыла рот и начала говорить, и сам мог бы при желании произнести эти слова вместе с ней.
— Сегодня вечером, — сообщила Бекки. — Она исчезнет сегодня вечером.
Не имея, в общем-то, особого выбора, Эпстайн сидел в глубине заведения «Николя», смирившись с отсутствием своих телохранителей. В теплом кабинете Ника витал аромат свежеиспеченного хлеба, и кофе у него варили отменный. Поначалу мне казалось, что рабби не заслужил нашего гостеприимства, учитывая характер вчерашней встречи, но вскоре я осознал то, что недооценил вчера из-за собственного гнева: масштаб страха Эпстайна, причем страха именно передо мной. Даже сейчас он оставался встревоженным, и не только из-за отсутствия своих защитников. Несмотря на все мои возмущенные протесты и спасительный кивок Лиат, я еще оставался угрожающей фигурой для старика. И присутствие в комнате Луиса тоже не успокаивало его в данной ситуации. Вид Луиса мог бы заставить нервничать даже мертвеца.
— У вас дрожат руки, — сказал я, проследив, как он пригубил кофе из чашки.
— Кофе крепковат.
— Да неужели? Я-то вообще мог бы шататься, как лунатик, из-за того арабского напитка, что вы подсунули мне вчера вечером, если бы выпил большую чашку, а кофе Ника почему-то для вас излишне крепок?
— Chacun а son goыt, — сказал он, пожав плечами.
Луис похлопал меня по плечу.