Надо сказать, Лу выкинул Джона Кейла из-за ревности. Какой-то друг сказал, что Лу всегда говорил, мол, он хочет быть соло-звездой. С нами Лу не обсуждал такие мысли, но мы с Джоном всегда знали, что ему мало славы лидера группы.
Джон Кейл: Вначале мы с Лу испытывали почти религиозный экстаз от того, что делали. Например, когда искали способ объединить идеи Ла Монти Янга или Энди Уорхола и рок-н-ролл. Но после первой записи мы потеряли этот драйв. Мы даже забыли нами же придуманные принципы.
Лу Рид: Рок-н-ролл — глобальное явление. Людям стоит умирать за него. Ты не понимаешь. Музыка возвращает тебе твой бит и рождает мечты. Целое поколение, зажигающее с «фендеровским» басом…
Людям просто необходимо умирать за музыку. Люди умирают за что угодно, так почему бы и не за музыку? Умри за нее. Она же прекрасна! Разве ты не хочешь умереть за что-нибудь прекрасное?
Может, мне надо было умереть. В конце концов, все великие блюзовые певцы умерли. Но теперь жизнь налаживается.
Я не хочу умирать. Ведь не хочу?
Дэнни Филдс: Если я не ходил налево, то каждый вечер проводил в «Макс Канзас-Сити». Там, через два квартала от моего дома, был бар-ресторан, где можно было сидеть всю ночь и наливаться кофе. Вход был бесплатный. И ты всегда подписывал чек и никогда не платил по счету. У меня даже появился комплекс вины — следом за неоплаченными счетами на несколько сотен долларов. Да, в шестидесятые это была весьма приличная сумма. У меня были друзья, которые подписывали чеки «Дональд Дак» и «Фэтти Эрбакл». Все было так здорово, и официантки были прекрасные… И посудомойки…
Можно было перетрахать всех посудомоек. Конечно, не прямо на месте, чуть попозже. Можно было выебать любого, кто входил в зал, потому что каждый хотел оказаться в подсобке. Подходишь и говоришь: «Пойдешь ебаться со мной — я усажу тебя за хороший столик».
Так делали часто, но это был не гейский бар, слава богу. Мы ненавидели гейские бары. Гейские бары? Да ладно, кто хочет ходить в гейские бары? У «Макса» можно было выебать любого в зале, и именно это и было изюминкой.
Ли Чайлдерс: Дэнни был корпоративным маргиналом в «Электра Рекордз». Его задачей было обеспечить хоть какой-нибудь контакт между тупым начальством компании и улицей. Отсюда и название его должности: «корпоративный маргинал». Он объяснял им, что хорошо, а что плохо, и чаще всего — что круто.
Звукозаписывающисм компаниям хватило ума признать, что они не крутые. В шестидесятые им пришлось признать, что они вообще не в теме. Так что они нанимали людей, чтобы те были круты за всю компанию. Потрясающая идея.
Дэнни Филдс: Они нанимали на низкую ставку кого-то, кто носил клеша, курил дурь и кушал ЛСД в офисе — то есть меня. Я и в самом деле принимал ЛСД в офисе. Сидел там где-нибудь и тупо лизал его. У меня все руки были оранжевые.
Стив Харрис: Я работал в «Электра Рекордз», и однажды в Калифорнии мы с Джейком Холцманом, президентом «Электры», пошли в «Виски», чтобы посмотреть на Doors. Когда мы вернулись, он сказал: «Я видел действительно интересную группу, думаю, я подпишу с ними контракт». Сказано — сделано. Потом они приехали в Нью-Йорк, устраивать шоу у Ондина, на Пятьдесят восьмой стрит, под мостом.
Дэнни Филдс: Помню, Моррисон играл тогда «Light My Fire», потому что это была единственная нормальная его песня.
Том Бейкер: Я сидел с Энди Уорхолом и его свитой за длинным столом рядом со сценой. Пэм Корсон, девушка Моррисона, сидела рядом со мной. Она казалась очень взволнованной. Она сказала мне: «Джим сегодня здорово зажигает. Забудь эту лажу у Газзари, сегодня ты увидишь настоящего Джима Моррисона».
Когда я видел их у «Газзари» — это такой клуб на Сансет-бульваре — Джим был по уши загружен ЛСД и в сосиску пьян. Выступление его было не фонтан — кроме одного момента. Где-то в начале программы он облажался во время песни и внезапно издал рвущийся из самой глубины горла, леденящий душу вопль. Пэм дико разозлилась на него и не уставала повторять мне, что я, можно сказать, толком и не видел Джима. Я сказал ей, что Джим — хороший парень, но с основной работы уходить ему не следует.
Но когда закончилось его выступление у Ондина, я сидел словно громом пораженный. Сидел и тупо смотрел на Памелу. Она наклонилась ко мне и сказала: «А что я тебе говорила?»
Потом Doors устроили вечеринку в клубе, чтобы отметить свой успех. Когда она закончилась, мы с Джимом разговаривали, стоя внизу у лестницы, которая поднималась к Сорок шестой стрит. Было очень поздно, по всему району шаталась туча полицейских и отморозков. Неожиданно Моррисон стал кидать пустые бутылки вверх по лестнице.
Я схватил его за руку и заорал: «Ради бога, какого хуя ты творишь?»
Он не отреагировал, зато бросил вверх следующую бутылку и при этом издал свой леденящий душу вопль. Я был уверен, что сейчас примчится целая армия полицейских с пистолетами наизготовку. Бросив последнюю бутылку и издав на прощание еще один вопль, Джим развернулся и ушел. Даже жаль, что он ушел, потому как я хотел ему сказать, что наконец-то встретил абсолютно сбрендившего человека.
Дэнни Филдс: На следующий день мне надо было идти к моим звукозаписывателям, и я сказал им, что, мол, была у Джима песенка про огонь и что «будете выпускать сингл Doors, выпустите ее».
Они сказали: «Ой-ей, она слишком длинная».
Потом другие люди начали убеждать их взять именно ее. Сначала менеджеры были уверены, что это невозможно. А потом ди-джеи достучались до них, в духе, что «у нас тут потенциальный хит, если убрать из середины абракадабру». У песни был прилипчивый мотив.
И вот они послали Пола Ротшильда на студию и сказали: «Пол, вырежи лишний кусок». И Пол вырезал. Там в середине слышно переход. И это сработало. Песня стала хитом номер один.
Стив Харрис: Думаю, у Дэнни были большие проблемы с Джимом Моррисоном, потому что он пытался думать за Джима. Они вдрызг рассорились в Калифорнийском Замке, когда Джим мутил с Нико. Они слонялись по замку, Джим был в дупель пьян и крепко под кайфом, и Дэнни боялся, что в машине Джим разобьется насмерть. Так что Дэнни забрал у Джима ключи от машины. И Джим за это крепко на него разозлился.
Дэнни Филдс: В Лос-Анджелесе я был в Калифорнийском Замке, вместе с Эди Седжвик и Нико. Они приехали в Голливуд, не помню уже зачем. Замок был двухэтажным домом какой-то старой голливудской звезды, которая сдавала его рок-группам. Там все останавливались — Дилан, Jefferson Airplane, «Вельветы». Владелец сдавал его рок-н-ролльщикам, потому что сильно ухудшить состояние этих развалин — надо было еще крепко постараться.