Он ответил: «Это полный мудак».
И тот действительно был мудаком, совершенным мудаком, каким-то придурком. Не то чтобы он мне не нравился, он вообще никому не нравился. И не то чтобы он сидел сам по себе в автобусе во время турне. Он относился к типу людей, говорящих тебе в лицо все, что они думают.
Я имею в виду все эти маленькие скиновские подъебки, типа кожаных курток, втыкания булавок в уши и манеры спрашивать у меня: «Они крутые ребята?»
Я обычно говорил ему: «Я наваляю по соплям всей вашей группе. Не группа на группу, а я один на всю вашу группу».
Ли Чайлдерс: Heartbreakers могли снести всех на хер, и не только потому, что лучше играли — они шли от ритм-энд-блюза и рок-н-ролла. Они могли выйти на сцену и использовать кучу приемов, а те ребятишки еще не были способны ни на что.
В то время аудитория смотрела на Clash или на Damned просто как на слабую прелюдию. Когда на сцене появлялись Heartbreakers, общая реакция была «БББББББРРРРРРРРРРР!»
Настоящий рок-н-ролл становился реальностью, и это нельзя было победить или обойти. Неважно, видит ли аудитория идею анархии: если бас-гитарист действительно умеет играть на бас-гитаре, а барабанщик — сам Джерри Нолан, тогда все внезапно понимают: «ЭТО ПОТРЯСНО!»
Элиот Кид: Heartbreakers были лучше, но в Pistols было больше ярости. Английские группы строили свой сценический образ в соответствии с тем, что, как они думали, принято в Нью-Йорке, и получался большой перебор. Типа панк, панк, панк, «Talking Heads — это круто? Television — это круто? Blondie — это круто?»
Я хочу сказать, что в основе панка лежал обычный рок-н-ролл. Мы не брали музыку из каких-то новых источников. Люди должны себе усвоить — мы все из одной эпохи и выросли, слушая поп-радио: Бадди Холли, «Эверли бразерс», Литтла Ричарда и Чака Берри. Так что не было новой музыки, мы просто вернулись к трехминутной песне.
Нэнси Спанджен: Панк начался в шестидесятые с гаражных групп вроде Seeds, Question Mark и Mysterians. Панк — это просто настоящий, коренной рок-н-ролл с хорошими риффами, он не похож на буги-рок. Панк-рок не был замысловатой, замороченной музыкой — он не сочетался с синтезаторами, он — настоящий, родной рок пятидесятых и ранних шестидесятых.
Элиот Кид: Единственное, что отличало нашу музыку, — мы загоняли текст в такие пространства, где она до этого никогда не бывала. Искусство становится интересным, когда артист испытывает невероятную боль или невероятную ярость. Нью-йоркские группы жили в мире боли, а английские — в мире ярости. Песни Sex Pistols были построены на гневе, а Джонни писал песни потому, что его сердце было разбито из-за Сейбл.
Малькольм Макларен: Sex Pistols были похожи на New York Dolls. Дэвид Йохансен был похож на Джонни Роттена, Джонни Фандерс был точно таким, как Стив Джонс, Артур Кейн был точно, как Сид Вишес, и в некотором роде, Пол Кук был похож на Джерри Нолана, кроме того, что не был наркоманом.
Поэтому, зная Джона Фандерса, я точно знал, где стоит Стив Джонс, и, зная Дэвида Йохансена, я точно знал, куда собирается встать Джонни Роттен, — они поступали совершенно одинаково.
Каким был Джонни Роттен? Если ты обращал на него внимание, он тянулся к тебе, но если появлялся кто-нибудь, кто любит его сильнее, он тут же бежал к нему. Он не переносил критики точно так же, как Дэвид Йохансен.
Джерри Нолан: Я постоянно видел, как Джон Роттен, Стив Джонс и барабанщик Пол Кук стояли рядом со сценой и изучали нас. Они наблюдали взаимодействие между мной и Фандерсом, темп нашей игры. Потом они вставляли заимствованные у нас комбинации в свое выступление. Потом когда мы уходили за кулисы, они приходили в нашу гримерную и говорили: «Ах вы, ублюдки! Ах вы, подонки!»
Pistols любили нас. Джонни Роттен таращился на меня и говорил: «Нигз, — это моя кличка, — ты самый охуенный барабанщик, из всех кого я когда-либо видел. Я тебя за это ненавижу». Мне было приятно это слышать.
Но я слишком погано себя чувствовал, чтобы кайфовать от турне «Анархия». За две недели до отъезда из Нью-Йорка я пошел по метадоновой тропе, чтобы слезть с иглы. Но я не знал, как тяжело на метадоне. Я начал с тридцати миллиграммов, потом мне повысили дозу до пятидесяти, и я принимал метадон две или три недели. Но я все еще ширялся героином.
Филип Маркейд: Нэнси Спанджен всегда рассказывала мне о своей любви к Джерри Нолану. Однажды ночью она позвонила мне и прорыдала: «Филип, я только что вскрыла себе вены, я хочу умереть, я звоню только для того, чтобы попрощаться с тобой».
Я побежал к ней и совершенно выбился из сил, пока добирался туда, но не увидел ни крови, ни разрезов, ничего. У нее на руке была повязка.
Я сказал: «Ты, блядь! Ты так меня напугала, что я примчался сюда. Ты не вскрывала вены!»
Она ответила: «Вскрывала».
Я сказал: «Дай посмотреть под повязкой».
Она не хотела мне ничего показывать, но после короткой борьбы я схватил ее руку и просто сорвал повязку. Какая там оказалась рана! Это было на самом деле ужасно, а я чувствовал себя — ооох, ооох — полным говнюком. Разрез был жутко глубоким. К счастью, артерия не была задета. Я не мог поверить, что она сама это сделала.
Вскоре после этого она снова позвонила мне и безудержно рыдала. Она сказала: «Ни один ебучий хуй хочет со мной появляться на людях, ни один хуй…»
Я ответил ей: «Послушай, ни один хуй не хочет с тобой выходить на люди, потому что ты джанки, а это стремно, особенно для девушки. Что тебе следовало бы сделать, так это завязать с наркотой, и, наверно, тебе стоит отправиться на каникулы. Уезжай, здесь слишком легко купить дурь».
Она ответила: «Я не хочу никуда уезжать, я не знаю, куда уехать».
Я сказал: «Отправляйся в Англию. У них там сейчас большая хуйня творится. Ты умеешь говорить по-английски, значит, все будет прекрасно».
Ли Чайлдерс: Мы с Heartbreakers пошли домой к Каролине Кун на рождественский ужин. Она была журналисткой, и у нее были деньги. А мы были рок-музыкантами, и денег у нас не было. В Лондоне на Рождество все закрывается. Автобусы не ездят, метро закрыто. Непонятно, заботит ли кого-нибудь, как небогатые люди будут добираться до родственников? Работают только такси, но они берут двойную плату. Мы собрали свои пенсы и взяли такси, чтобы доехать до дома Каролины Кун, потому что там можно было как минимум похавать.
Это оказалось большой подставой. Мы попали. Как и все остальные рок-группы, встречавшие то Рождество в Лондоне. Clash были там, Damned были там, и Sex Pistols тоже были там. Все собрались в доме Каролины Кун. Она пыталась стать королевой панка. Ужасная женщина!
Весь рождественский ужин был организован, чтобы соблазнить Пола Симонона из Clash. С которым она и удалилась. Она его поимела. Вот это класс! Мне так слабо.
О, все вели себя очень хорошо. Они вели себя точно так же, как весь народ в Англии ведет себя на Рождество. Они только выглядели странно, и все. Каролина подготовила все для рождественского пудинга в подвале, или, на ее языке, на первом этаже, так что надо было только поставить пудинг на огонь, и все в ожидании толпились вокруг, но пудинг обуглился раньше, чем его сообразили вытащить. В это время я услышал голос Джима Ривза, струящийся сверху по лестничному пролету и поющий… песни Джима Ривза.