— Здорово, ребята! Послушайте, это правда, что Флетчеру конец?
— Флетчеру? Никогда! — изумился Стейтс. — «Воскресный вестник» без Флетчера пропадет!
— Месяц назад ты с тем же успехом мог сказать, что он пропадет без Пьюрфоя, а «Киноторговец» — без Фитча. Учитывая, что именно Фитч основал его и вел целые двадцать лет, принося хорошую прибыль! Но это его не спасло.
— Вот дьявол… — пробормотал Стейтс.
В дверь постучали, и в проеме возникла девушка с карандашом и блокнотом в руках, хорошенькая, но все трое уставились на нее, как на горгону Медузу.
— Мистер Беннет, мистер Фишер просит вас немедля прийти к нему.
Беннет неуклюже поднялся.
— М-меня? — переспросил он.
— Да. — На лице девушки отразилось сострадание. — Не знаю, надо ли говорить, но мистер Саути только что доложил мистеру Фишеру, что сегодня утром вы опоздали на четверть часа.
— О черт! — простонал Беннет. — Мне конец. Хорошо, мисс Мерримен, — поклонился он, имитируя бесшабашность. — Передайте этой крысе, пусть готовит свою чашу с ядом, я не премину выпить ее.
Девушка вышла, мужчины переглянулись.
— Боже мой! — взорвался Стейтс. — А ведь когда-то Саути был неплохим парнем! Сил нет видеть, как приличные люди превращаются в подлецов, ябед и подлиз — и все потому, что боятся лишиться работы!
— Твоя правда, Оуэн, — подтвердил Беннет, — и больше того, я непременно ему об этом скажу. Ну, до встречи, друзья. Ждите обреченного здесь.
Беннет отсутствовал всего пять минут. За это время Стейтс и Батс-младший перекинулись всего тремя фразами.
— Саути, понимаешь ли, женат, — заметил Батс.
— Я тоже, — возразил Стейтс. — Но будь я проклят, если паду так низко!
— Ну, значит, вылетишь, — заключил Батс.
Беннет вернулся с ошеломленным видом.
— Нет, — ответил он на вопросительные взгляды друзей, — нет, меня не уволили. Он сказал, что на моем месте любого другого выгнал бы, но он думает — представляете, он думает! — что я хороший человек и прочая чушь. И пригласил меня пообедать.
— Пообедать?!
— Да. Похоже, совсем сбрендил.
Его коллеги переглянулись.
— Значит, ты не сказал, что ты о нем думаешь?
— В таких-то обстоятельствах? Нет.
В дверь опять постучали.
— Мистер Стейтс? — смущенно спросил юный редакционный курьер. — Не застал вас в вашей комнате, сэр. Прошу прощения, сэр. Нам всем будет вас не хватать, сэр.
Стейтс принял конверт, едва взглянув на него.
— Спасибо, Джим… Ладно, Бенни, я сам все ему скажу. Толку от этого не будет, но и вреда тоже. И пожалуй, еще дам ему в рожу! — И с этими словами он вышел.
— Слушай, и двух минут не прошло, как я сказал, что его уволят, — пробормотал Батс-младший.
— И как, черт побери, — закипел Беннет, — нам теперь выпускать «Соглядатая» без художественного редактора? О чем только Фишер думает? Вот что мне интересно!
— А ты спроси его за обедом, — предложил Батс-младший и закрыл за собой дверь.
Беннет снова уселся за свой стол, а мистер Тодхантер поднялся со стула, на котором просидел все это время, в значительной мере прикрытый картотечным шкафом.
— Прошу прощения, — вежливо начал он, — моя фамилия Тодхантер. Уилсон из «Лондонского обозрения» просил меня узнать, не сможете ли вы сегодня с ним отобедать.
Беннет поднял на него остекленелый взгляд.
— Сегодня? Нет, никак не могу.
— Я так ему и скажу, — пообещал мистер Тодхантер и покинул кабинет, в тот момент не задумавшись, отчего взор Беннета показался ему таким странно остекленелым; нет, его удивило, почему молодой человек не спросил, как долго он пробыл в кабинете и что успел услышать.
Спускаясь по ступенькам каменной лестницы, ведущей на улицу, мистер Тодхантер несколько раз покачал головой. Принять окончательное решение он еще не успел, но уже достиг той стадии, когда понимаешь, что надо где-то приобрести револьвер и разобраться, о каких формальностях подумать в первую очередь.
Некто, взбегая вверх, чуть не сбил его с ног. Мистер Тодхантер как сквозь пелену признал Батса-младшего.
— Прошу прощения, — пробормотал тот.
— Ничего, — рассеянно кивнул мистер Тодхантер. — Послушайте, вы не знаете, где можно купить револьвер?
— Что?!
— Ничего, не обращайте внимания, — смутился мистер Тодхантер.
3
Револьвер он, как ни удивительно, приобрел без особых хлопот в оружейной лавке на Стрэнде. Это был шарнирный армейский револьвер, тяжелое оружие сорок пятого калибра; торговец заверил, что он как поступил от изготовителя, так и пылился на полке и уж тем более никогда не был в деле. Торговец пообещал в ближайшие два дня хорошенько его вычистить, поскольку забрать револьвер сразу мистер Тодхантер не мог никак: требовалось сначала заполнить обычные бланки регистрации и получить разрешение на ношение огнестрельного оружия.
Сомнительно, чтобы власти, изобретая все эти отсрочки, руководствовались тем соображением, что лучше не дозволять впавшему в гнев человеку войти в лавку и тут же выйти со смертоносным оружием; но, так или иначе, мистеру Тодхантеру промедление пошло впрок. Ибо к тому времени, когда револьвер наконец доставили ему на дом, то есть почти неделю спустя, он успел как следует все обдумать. Хладные размышления остудили его пыл. И сама эта затея, чтобы он, Лоуренс Баттерфилд Тодхантер, не шутя задумал убить незнакомого ему человека, причем не более чем из желания впутаться в чужие дела, стала казаться ему невероятной.
Короче говоря, за несколько дней до доставки револьвера мистер Тодхантер решил полностью отказаться от своих замыслов и, узрев перед собой отталкивающее на вид оружие, порадовался тому, что пришел в чувство.
Это случилось в пятницу утром.
Ровно в четверть седьмого на следующий вечер Эди, как обычно, доставила в библиотеку поднос со свежим номером «Вечернего вестника». Не успел мистер Тодхантер взять газету в руки, как взгляд его привлек заголовок на первой полосе. В результате ближайшие полчаса в доме бушевало что-то вроде стихии.
— Господи милосердный! — запыхавшись, произнесла миссис Гринхилл, когда они с Эди убрали наконец горячую воду, холодные компрессы, лед, нюхательные соли, бренди, капли, тазы, полотенца, одеколон, грелки с горячей водой, одеяла, жженые перья и еще в изобилии всякого добра, полезного и бесполезного, что две переполошившиеся женщины натащили в библиотеку, чтобы привести в чувство хозяина, который вдруг осел в кресле с синими губами, сам весь белый как мел. — Спаси нас Бог, я уж думала, он отошел!
— И мне показалось, что уже не жилец, — пискнула перепуганная Эди. — А на вид-то каков был, а? Страсть Господня!