Фарроуэй вспыхнул:
— Ну, так и есть… То есть я уступил ее Джин. Ей необходимо какое-то пристанище в Вест-Энде, чтобы передохнуть после утренних спектаклей и прочее. Но вы, безусловно, правы: эта квартира моя. Я… оставил за собой комнату, но, конечно же, там почти не бываю. Джин следует оберегать свою репутацию. Это поразительно, как мгновенно распространяются сплетни, если речь об актрисе… даже когда к тому нет ни малейшего повода… Ни малейшего, — вызывающе добавил Фарроуэй, — поверьте мне.
— Да-да, конечно, — умиротворительно поддакнул мистер Тодхантер. Его заинтриговало это слишком многословное, чтобы не сказать жаркое, объяснение. Неужели мисс Норвуд сдержала свое так легко данное обещание, подумал он, неужели запретила бедняге Фарроуэю пользоваться комнатой, которую тот себе зарезервировал? — Видитесь ли вы с мисс Норвуд? — напрямик спросил он.
— С Джин? — Фарроуэй с потерянным видом прошелся взглядом по комнате. — О да. День или два назад. Мне, понимаете ли, ужасно некогда в последнее время. А вы ведь обедали вместе… не так ли? Ну и как она? Здорова, весела и так далее? Знаете, Джин… она такая нежная… Работа невероятно утомляет ее. Иногда я вообще не понимаю, как она выдерживает такую нагрузку.
Подавив в себе острое желание ударить хозяина по голове чем-нибудь тупым и тяжелым, мистер Тодхантер известил его, что в последнюю их встречу мисс Норвуд произвела на него впечатление особы вполне благоденствующей и отлично скрывающей усталость. И тут он приступил к тому, чтобы бросить приготовленную гранату, ибо, пару часов сосредоточенно поразмышляв над планом атаки, пришел к выводу, что эффективнее всего начать будет именно с нее.
— А вчера я видел еще и вашу жену, — как бы невзначай сказал он. — И она, судя по всему, также очень хорошо держится.
Граната произвела именно то действие, на которое он рассчитывал. Фарроуэй побелел.
— Мою ж-жену? — с запинкой переспросил он.
Мистер Тодхантер почувствовал, что полностью овладел ситуацией. Нервозность Фарроуэя придала ему уверенности. Без околичностей и уловок он маршем двинул силы вперед.
— Да. Это и есть то дело, по которому я хотел встретиться с вами, Фарроуэй. Я принес вам оливковую ветвь от вашей жены. Она хочет, чтобы вы вернулись с ней домой и раз навсегда покончили с этим грязным делом. И если вы это сделаете, я думаю, можно твердо рассчитывать на то, что она не попрекнет вас ни словом. На мой взгляд, она прекрасная женщина, а вы обошлись с ней гнусно.
Мистер Тодхантер умолк, и установилась долгая пауза. Фарроуэй, поначалу ошеломленный, несколько оправился, неторопливо вытащил портсигар, зажег сигарету, а потом откинулся на спинку стула и погрузился в раздумье. Мистер Тодхантер тем временем тайком поглядывал на гравюру, украшавшую стену напротив, с изображением оленя и девочки, которая гладила ему рог, и пытаясь угадать, как бы это могло называться.
— Вы, вероятно, считаете меня подлецом, Тодхантер? — произнес наконец Фарроуэй подавленным голосом.
— Да, — подтвердил мистер Тодхантер, беззаветно преданный истине и редко упускавший возможность доказать это делом.
Фарроуэй кивнул:
— Ясно. Как и все остальные. И все-таки… нет, я не ищу себе оправданий, но все-таки, прежде чем осудить кого-то, надо войти в его положение, так сказать, прочувствовать изнутри. Вы видите только то, что лежит на поверхности. Не следует торопиться с выводами, пока не познакомишься с делом всесторонне.
Слегка удивленный мистер Тодхантер призвал на помощь банальность.
— У любого явления есть две стороны, если вы об этом.
— Да, примерно. Вот послушайте, я вам сейчас все расскажу. Мне даже легче, наверное, станет. Самоанализ — скучнейшее дело, если нет возможности с кем-то обсудить свои выводы. А потом, если вы и впрямь официальный посланец с оливковой ветвью, думаю, вам следует знать все. — Он машинально потянулся к коробку спичек, потом заметил, что сигарета в его руке еще тлеет, и отложил коробок. — Прежде всего позвольте заверить вас, что Грейс, моя жена, женщина превосходная. Воистину замечательная. Не думаю, что она действительно смотрела на это дело с моей точки зрения, но вела она себя так, словно все понимает. Грейс, — задумчиво добавил Фарроуэй, — всегда была просто чудо, редкостное создание. — Он помолчал. — Тогда как Джин — обыкновенная стерва, и вы наверняка это уже поняли.
Мистер Тодхантер замер от изумления. Фарроуэй говорил монотонным, лишенным эмоций голосом, и меньше всего мистер Тодхантер ожидал услышать от него подобные речи. Фарроуэй улыбнулся:
— Да, теперь вижу, что поняли. Не трудитесь возражать. Мне давно уже прекрасно известно, что представляет собой Джин. Влюбленность отнюдь не ослепляет, как уверяют нас романисты моего склада. Поразительно другое: влюбленность не умирает даже после того, как у влюбленного отверзаются очи.
Что ж, вот как эта чертова история началась.
С год назад я приехал в Лондон по делу и как-то раз вечерком зашел в «Соверен» к Фелисити. Думал, приглашу ее поужинать после спектакля. По чистой случайности в этот момент в гримерную заглянула Джин, и Фелисити нас познакомила. Иронично, не правда ли? Дочь знакомит отца с его будущей любовницей! Вас такие вещи не забавляют? О, на иронию у меня нюх! Жаль, мне редко удается воспользоваться. Широкой публике ирония не по вкусу… Итак, мы немного поболтали, потом мы с Фелисити ушли. Должен честно признаться: Джин не произвела на меня особого впечатления. Конечно, я понял, что она очень красива, но я уже сталкивался с женщинами такого типа, и в целом он мне не нравился. Словом, я сразу забыл о ней.
Затем, недели через две, я снова зашел в театр — на этот раз днем, после репетиции. Фелисити, однако, уже ушла, зато мне встретилась Джин. Она повела себя очень дружелюбно, завела разговор о моих книгах и так далее. И это были не пустые слова — она действительно читала их! Само собой, я был польщен. Так что когда она предложила мне зайти к ней на Брантон-стрит (в то время у нее была квартира на Брантон-стрит), выпить по коктейлю, я сказал, что буду в восторге. Я и вправду был очень доволен. Просидел час или два, мы стали друзьями. Она…
— Она предложила вам стать ее другом? — перебил мистер Тодхантер.
— Да, именно так. А в чем дело?
— Причем другом самым простым и обычным, без «докуки и недоразумений»? — живо выспрашивал мистер Тодхантер. — Говорила, что, похоже, вы именно тот человек, которого она всю жизнь ищет и уже отчаялась отыскать?
— Именно так все и было. Так в чем дело?
Мистер Тодхантер вдруг рассмеялся скрипуче, но потом, вспомнив про торжественность момента, оборвал себя и извинился:
— Да нет, пустяки. Прошу меня извинить. Продолжайте, пожалуйста.
Собравшись с мыслями, Фарроуэй продолжил свою сагу:
— Так это все и началось. Говоря «это», я имею в виду что-то вроде навязчивых видений. Ибо после этого дня, чем бы я ни занимался, перед глазами стояла она. Это было невероятно — я просто видел ее, и все! Ни влечения, ни страсти я не испытывал. И уж точно никакого желания. — Фарроуэй помолчал, в задумчивости гася окурок. — Но избавиться от витающего передо мной образа Джин я не мог. Он преследовал меня день за днем, пока я не забеспокоился. Промаявшись целую неделю, я позвонил ей и попросил разрешения прийти. Затем навестил ее еще и еще. Джин, похоже, не возражала. Я боялся наскучить, но она с радостью встречала меня. После третьего визита я понял, в чем дело: эту женщину я желал так, как ничего и никогда в жизни. Навязчивое желание видеть ее переросло в желание физически обладать ею — если хотите, самое заурядное.