Теперь, конечно, Эшворд-хауз принадлежал ей и она делила его с Джеком, но в нем было мало того, что соответствовало ее собственному выбору, хотя все было безупречно. И поэтому она очень радовалась за Шарлотту – и очень немножко, но все же завидовала.
Теперь они находились в спальне, окно которой выходило в сад. Шарлотта в конце концов выбрала зеленый тон, и сегодня при ярком солнце и полностью распустившейся листве у комнаты был вид затененной беседки с игрой света и тени и доносившимся сюда мягким шелестом листьев. Какой вид у всего этого будет зимой – еще предстояло узнать, но сейчас вряд ли что могло быть прелестнее.
– Мне нравится, – решительно сказала Эмили, – мне все кажется просто чудесным. – Лицо ее дрогнуло от сожалений по поводу собственной спальни, и пальцы, блестевшие великолепными кольцами и скрытые муслиновыми юбками, невольно сжались в кулаки.
– Однако… – разочарованно сказала Шарлотта. Она так радовалась при виде этой комнаты, которая была в точности такой, как ей мечталось, и ее обидело, что Эмили, по-видимому, не все здесь одобряла, и если судить по выражению лица, возражения были очень серьезны.
Эмили вздохнула.
– А ты давно не была в маминой спальне? Я ненадолго заезжала. – Она повернулась к Шарлотте, широко раскрыв свои голубые глаза. – Я имела возможность подняться наверх. Ты поднималась туда? Это… это… я просто не знаю, как выразить. Это просто не мама. А совершенно другой человек. Это даже не романтизм, а полнейшая одержимость – вот как это можно назвать.
– Ты все еще пытаешься делать вид, что ее чувство преходяще, – тихо ответила Шарлотта. Она подошла к окну, оперлась локтями на подоконник и стала глядеть в сад. Аккуратно подстриженный газон, осененный деревьями, простирался до самой стены, увитой розами. – Но это не так, ты же знаешь. Я думаю, что теперь полностью понимаю все, как оно есть. Она действительно его любит.
Эмили подошла и стала рядом, тоже глядя в сад, испещренный солнечными пятнами.
– Но это кончится трагически, – сказала она тихо. – И никак иначе.
– Но она может выйти за него замуж.
Эмили взглянула прямо в глаза сестре.
– И что потом? – резко осведомилась она. – Вряд ли после этого она будет принята в обществе, при этом никогда не сможет освоиться в театральной среде. И будет ни то ни се. И как долго оно может продлиться, это счастье?
– А как долго оно вообще продолжается? – ответила Шарлотта.
– О, перестань! Сама я очень счастлива, и не говори мне, что ты – нет, потому что я просто не поверю тебе.
– Ну конечно, счастлива. А подумай, сколько людей пророчили, что все кончится для меня плохо.
Эмили опять оглядела сад.
– Ну, твое положение совсем другое.
– Нет, это не так, – возразила Шарлотта. – Я вышла замуж за человека, о котором все мои друзья твердили, что он бесконечно ниже меня и практически не имеет денег, о которых стоило бы даже упоминать.
– Но Томас человек твоего возраста. Во всяком случае, он только на несколько лет старше, а так как раз и должно быть. И он христианин.
– Вот в этом-то вся трудность, так как Джошуа еврей, – невесело согласилась Шарлотта. – Но ведь и мистер Дизраэли был еврей. Однако это не помешало стать ему премьер-министром, и королева считала его замечательным человеком. И очень его любила.
– Потому что он бессовестно ей льстил, а мистер Гладстон этого делать не пожелал, – ответила Эмили. – Он был несчастный старик и вечно твердил о необходимости добродетели. – Ее лицо повеселело. – Хотя я слышала, что на самом деле он был неравнодушен к женщинам, чрезвычайно неравнодушен. Мне рассказывала об этом Элиза Хэррогейт. – Эмили говорила почти шепотом. – Она рассказывала, что он просто не мог владеть собой в присутствии хорошенькой женщины любого возраста и положения. А это представляет его несколько в ином свете, правда?
Шарлотта внимательно взглянула на сестру – проверить, шутит она или говорит серьезно. И громко рассмеялась. Мысль была очень забавна и неожиданна.
– Возможно, он и королеве предлагал нечто интимное, – продолжала Эмили, тоже начиная хихикать. – И может быть, поэтому ей не нравился?
– Ты порешь невероятную чепуху, – наконец отсмеялась Шарлотта, – и все это не имеет никакого отношения к предмету нашего разговора.
– Да, полагаю, не имеет. – Эмили снова стала очень серьезна. – Что же делать? Я отказываюсь молча наблюдать за тем, что происходит. Мама идет прямиком к гибели.
– Не вижу, что бы такое ты могла сделать и переменить положение, – мрачно ответила Шарлотта. – Единственное, на что мы можем надеяться, – что все это придет к естественному концу, прежде чем ей будет нанесен непоправимый вред.
– Нет, это безнадежно. И мы не должны быть столь бездеятельны, – возразила Эмили, снова отворачиваясь от окна.
– Это не бездействие. Мы не можем вмешиваться в личные дела другого человека, отнимать у мамы право на собственный выбор.
– Но… – начала Эмили.
– А как подвигается избирательная кампания? – намеренно перебила ее Шарлотта.
Та пожала плечами.
– Ладно, сдаюсь, но ненадолго. А что касается избирательной кампании, то она идет на удивление хорошо. – Тонкие брови ее приподнялись, глаза снова широко распахнулись. – За последние два дня в газетах было несколько чрезвычайно лестных статей. Я чего-то не понимаю, но кто-то явно переменил свое мнение и теперь целиком выступает за Джека, или, вернее сказать, против мистера Эттли.
– Как странно, – задумчиво ответила Шарлотта. – Для этого существует какая-то неизвестная нам причина.
– Нет, Джек не примкнул к «Узкому кругу», если ты это имеешь в виду, – твердо сказала Эмили. – Клянусь, что это так.
– Конечно, нет, я и не сомневаюсь, – успокаивающе ответила Шарлотта. – Я просто хочу сказать, что подобная перемена может иметь некое отношение к «Узкому кругу». У них могут быть для этого свои резоны.
– Но почему? Джек ничего для них не делал.
– Я не это имею в виду. – Шарлотта глубоко вздохнула. – Эттли обрушился на полицию. Ты не думаешь, что некоторые люди в полиции занимают высокое положение и в «Узком круге» и Эттли не настолько глуп, чтобы не понимать этого?
– О! Как помощник должностного чиновника, отвечающего за порядок в определенном районе? – Весь вид Эмили выражал крайнее недоверие.
– Так было с Микой Драммондом, – напомнила Шарлотта.
– Да, но там было другое. Он не пользовался властью. А Джайлс Фарнсуорт – другое дело, и он обязательно свяжется с нужными людьми в целях самозащиты. Конечно, он на это пойдет.
– Но если совершенно оставить его в стороне, – продолжала Шарлотта, – тогда мы не знаем, кто еще может быть в этом заинтересован.
– Что ты имеешь в виду? – настойчиво спросила Эмили. – О ком ты еще думаешь?