Верховный пилотаж | Страница: 17

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но вот однажды…

Однажды ставил Седайко Стюмчик Седайко Стюмчека. В кисть. Выборкой. Седайко Стюмчик был так уширян, что вообще ничего не видел. А Седайко Стюмчек был уширян еще больше.

И произошел между ними такой диалог – его Семарь-Здрахарь слышал – :

– Контроль есть?

– Нету, вроде…

– Контроль есть?

– Нету, вроде…

– Контроль есть?

– Нету, вроде…

– Контроль есть?

– Нету, вроде…

– Контроль есть?

– Есть, вроде…

– Тогда – гони.

Погнал Седайко Стюмчик. Надавил он на поршень машины что было сил… А винт из пробитой насквозь кисти тонкой струйкой из ладони полился…

42. Безвкусица

Как всегда, было это с одним Семарем-Здрахарем.

Проторчал тогда Семарь-Здрахарь банку, аль две, али даже целых три.

Винт кончился, торч-таска тоже, и решил Семарь-Здрахарь пожрать. Ест он – а вкуса не ощущает. Испугался тогда Семарь-Здрахарь, полез в шкаф кухонный, достал оттуда сухой перец красный в стручках. Откусил. Нет вкуса. Нашел огурец дико соленый. Откусил. Нет вкуса. Схавал ложку сахара-песку. Нет вкуса.

Все, думает, атрофировались из-за торчания мои вкусовые рецепторы. Или те структуры в мозгах, что за восприятие вкуса отвечают, сдохли.

Ну, сдохли, так сдохли, придется жизнь безвкусную коротать.

Но не тут-то было.

На следующий день вкус, чуть-чуть, да появился.

А еще через день заново открыл для себя Семарь-Здрахарь, что такое кислое-сладкое-острое-соленое. Открыл, возрадовался, и дальше торчать пошел. А вы чего хотели? Чтоб он от такой мелочи в ремиссию подался, что ли?

А хуя вам, дорогие зрители!

39. Нахлобучки

В детстве мне рассказали как-то такую притчу:

«Шел по Тибету путешественник. Шел он шел, и приспичило ему посрать. Увидел он кучу камней, зашел за нее и посрал. Ну, посрал, и пошел дальше.

На ночь он разбил палатку и во сне ему явился тамошний тибетский святой. И этот святой сказал путешественнику:

– Помнишь, как ты сегодня срал за кучей камней?

– Да. – Ответил путешественник.

– Это была моя могила. – Сказал святой. – Сегодня ты посрал на моей могиле и в наказание теперь ты будешь мучаться поносом ровно неделю! А если ты кому-нибудь расскажешь об этом – то и он будет ровно неделю мучаться поносом!

Так оно и случилось. Путешественник дристал всю неделю.

А когда он вернулся и рассказал об этом своим друзьям – те тоже стали сраться и срались всю неделю, и ни часом больше. Они рассказывали эту историю своим знакомым – и те тоже ни с того ни с сего начинали поносить. Так эта история до сих пор ходит по миру…

И, вот, сегодня, она дошла…

До…

ТЕБЯ!!!»

Тут надо сделать страшную рожу и ткнуть в собеседника пальцем.

Я, к слову сказать, не просрался.

Не правда ли, забавная фенька?

На самом деле, чтобы ты, мой читатель не заболел внезапным расстройством желудка, я рассказал ее здесь немного неправильно. Надо было, вместо моих «дристать», «поносить», всякий раз повторять слова «срать поносом». Тогда она, если верить всяким нейролингвистическим программистам, стопудово сработает.

А причем тут торчки? – спросишь ты меня.

А связь, на самом деле, самая что ни на есть прямая.

Щас, просрусь только немного…

Вот.

С облегченьицем меня!

Нет… Еще чуток погоди…

Бля. Ну, откуда во мне столько…

НЛП поганое!

Фух… Кажется…

Показалось…

Пришлось антидристальное колесо сожрать. Но пока оно…

Вроде, действует…

Ладно, продолжим про торчков.

Все спокойно?

Тебе самому в сортир пока не надо? Нет? Ну, и славненько.

А даже если и надо, то это твоя проблема. Свою, такую же, я уже решил.

Итак, торчки.

Торчки существа метафизические, ибо существуют сразу в нескольких реальностях, обладающие сильно параноидальным мышлением, ибо приходится им стрематься от всяких право– и левоохранительных органов и гениталий, и с пониженным порогом критичности восприятия, ибо верят во всякую чушь сразу и без разбора.

И вот одна из таких чушей имеет название – «нахлобучка».

Торчок, про нахлобучку не слышавший, не знающий что это такое – нахлобучек не имеет. Но стоит торчку только раз про нахлобучку услышать – всё! Пиздец! Кранты! Его начинает нахлобучивать не только за ту хуйню, но и за другую хуйню, за хуйню, к делу не относящуюся, и вообще, за весь срок торчания, что он без этих самых нахлобучек прожил.

Такая вот хрень.

Итак, милый мой почти что нахлобученный читатель-торчок, и не менее милый алкоголик или никотиноман… Что же такое нахлобучка?

Поясним на примерах.

Вот идет ремиссионер. Сколько он не торчал – почти не суть важно. Он мог не трескаться сутки, а мог и год или два. Идет. Чапает по стриту. И вдруг – драгстер. Каличная. И он вспоминает, что надо ему купить перекиси водорода, или презервативов… И заходит он внутрь. Стоит в очереди. А в витрине под его локтем лежат…

Что «лежат»?

Правильно, баяны! Да все со струнами! Да все разных объемов! От инсулинок-красношапок, до двадцаток невъебенных.

И начинает ремиссионер их рассматривать.

Вот, думает, эта пятишка – она говняная. Совейская. Струна у нее тупая, не то что у старых добрых рекордишников, колючками которых можно было раз тыщу бахаться до их затупления.

А вот эта двуха – она блезирная. Поршень резиновый. Производство иностранное. И влезает в нее не два, а все два с полтиной и еще место для контроля остается.

А вот инсулинка со съемной иголочкой. Такой иголочкой хорошо в веняки у запястья шмыгаться. Да и вообще в любые тонкие веняки. Только минус один – короткая, стерва. Такой надо сразу попадать. Такой не поковыряешься. Да и гнать через нее надо медленно, а то веняк можно пожечь…

Посмотрит так ремиссионер, подумает, повспоминает… И тут как накроет его нахлобучка!

И бежит он сперва за угол аптеки блевать. А потом обратно в аптеку за баянами. А потом на точку…