– Нет… – Впервые, с момента освобождения, Лиза осознанно улыбнулась.
1.
Елизавета Игнатьевна смотрела в потолок.
В ее памяти проносились воспоминания недавнего прошлого. Страшные сцены группового секса, в которых она была главным действующим лицом. Или, даже, лицом бездействующим. Предметом, лишенным разума и воли, который позволял делать с собой все, что угодно.
Женщина с омерзением ощупала свое тело. Болели все мышцы, все суставы. Нестерпимо чесались воспалившиеся следы уколов на руках.
И не было спасения от звучавших в ушах гнусных приказов, которые она еще вчера безропотно выполняла. Не в силах больше бороться с заполонившими ее рассудок унизительными картинами, Дарофеева встала. Каждый шаг отдавался мукой в ногах, спине, но женщина добралась-таки до окна. Отдернув штору, она посмотрела вниз.
Хрущевки внизу были залиты солнечным светом. Ветер гонял по узким асфальтовым полоскам желтые листья. Влажная чернота дорожек притягивала взгляд и манила решением всех проблем. С трудом открыв окно, Елизавета Игнатьевна попыталась вскарабкаться на подоконник. С первого раза это не удалось. А второй не дал сделать прибежавший на шум Дарофеев.
Он захлопнул окно, обнял жену и повел ее обратно на кровать:
– Ну, что же ты… Все устроится…
– Ты не представляешь, что я пережила…
Игорю Сергеевичу не надо было это представлять, он видел. Возможно, Лиза и догадывалась об этом, но целитель решил, что лучше будет промолчать.
– Такой позор!.. Я не переживу…
Слез не было. Покрасневшие глаза Дарофеевой смотрели затравленно и умоляюще. Пономарь не выдержал и отвел взгляд.
– Хочешь… Забыть обо всем? – Предложил Игорь Сергеевич.
Ожидая реакции, он, потупившись, смотрел в пол, словно сказал что-то недостойное.
– Забыть? – Переспросила Лиза.
– Ну, да… Или я могу сделать так, будто это было не с тобой. Будто ты проспала все эти дни. И видела сон…
– Этот сон слишком страшный…
Она с остервенением ударила себя по ноге:
– Я хочу забыть все! Полностью! Этого никогда не было! Этого не должно было быть, и не было! Сделай так, Игорек!..
– Сделаю. Улыбнулся Дарофеев. – Главное, ты согласна…
Гипноз не вызывал у целителя затруднений. Он нередко пользовался этим методом для снятия различного рода страхов, для вывода пациентов из депрессии, да и общее оздоровление шло гораздо лучше, если больному удавалось внушить, что он в силах справиться со своими недугами.
Множество приспособлений, облегчающих достижение гипнотического транса остались на Филях, но и здесь Пономарь смог кое-что наскрести. Посадив Елизавету Игнатьевну в удобное кресло, Дарофеев поставил перед ней метроном, у которого к концу маятника был прикреплен блестящий шарик елочной игрушки. Установив период колебаний в одну секунду, и включив магнитофон со спокойной инструментальной музыкой, целитель задернул плотные шторы.
Попросив Лизу не отрываясь смотреть на шарик, Игорь Сергеевич зажег свечу, установив ее так, чтобы Лизе был виден только отсвет огня на серебряной поверхности качающегося шара.
– Твое тело расслабляется. С каждой секундой твое тело расслабляется все сильнее. Ноги становятся расслабленными и тяжелыми. Ты смотришь на шар и не можешь отвести от него глаз. И с каждой секундой растет расслабление твоего тела. Ты начинаешь хотеть спать. С каждой секундой тебе все сильнее хочется спать. Ты не сопротивляешься этому желанию…
За несколько минут целитель усыпил Дарофееву. Убедившись затем, что женщина глубоко спит, он приказал ей отвечать на его вопросы.
– С каждой секундой твой сон становится глубже и глубже. И во сне ты ясно и четко слышишь мой голос. Ты слышишь только мой голос.
После того, как я скажу “раз”, ты сможешь спать и отвечать на мои вопросы.
Раз.
Слышишь ли ты меня?
– Да. – Ответила женщина.
– Что ты сейчас делаешь?
– Я сплю.
– Сейчас я буду спрашивать тебя. Готова ли ты отвечать на мои вопросы?
– Да.
– Какой сегодня день недели?
– Среда.
– Помнишь ли ты то, что происходило последние пять дней.
– Да.
– Какие чувства вызывают у тебя эти дни?
Елизавету Игнатьевну передернуло:
– Страх… Мне страшно… Я не хочу…
– После того, как я скажу “два”, ты перестанешь испытывать любые отрицательные чувства, связанные с воспоминаниями о последних пяти днях.
Два!
Что ты чувствуешь, вспоминая последние дни?
– Ничего.
– Можешь ли ты описать то, что с тобой в эти дни происходило?
– Да.
– Расскажи, что произошло, когда ты вечером пятницы вышла от Марины.
– Марина закрывает за мной дверь. Я подхожу к двери лифта.
Нажимаю кнопку вызова. Ничего не происходит. Жму кнопку еще раз. Она не загорается. Поворачиваюсь. Иду вниз по лестнице. Останавливаюсь. Достаю из кармана брелок с ключами от машины. Выхожу из подъезда. На моем пути лужа. Обхожу ее. Подхожу к машине. Отключаю сигнализацию.
Открываю левую переднюю дверцу. Забрасываю на заднее сидение два свертка. Вижу, что на лобовое стекло прилип крупный лист дерева. Снимаю его.
Кто-то подходит сзади и хватает меня. Я пытаюсь звать на помощь. Меня бьют по лицу. Рука в перчатке зажимает мне рот. Я чувствую укол в левую сторону шеи. Больно. Вижу летящий шприц. В ногах слабость.
Вижу потолок. Пытаюсь переменить позу. Не получается.
– Хватит.
Лиза замолчала, а Игорь Сергеевич несколько раз прошелся по комнате, составляя формулу внушения.
– Слышишь ли ты меня?
– Да.
– Ты будешь подчиняться моим приказам. Отвечай.
– Да.
– Сегодня вечер пятницы. Ты выходишь от Марины. Она закрывает за тобой дверь. Ты спускаешься по лестнице. Выходишь на улицу. Садишься в машину. Едешь домой. Дома ты чувствуешь, что отравилась. Ты ложишься спать и проснешься только после окончания сеанса. В состоянии бодрствования и обычного сна ты не помнишь ничего, что было последние дни, после того, как ты приехала домой от Марины.
В состоянии гипнотического сна ты сможешь вспомнить об этих днях. Но только после моего прямого приказа. Эти воспоминания будут тобой восприниматься как события, случившиеся с другим человеком.
Проснувшись, ты будешь знать, что случайно отравилась каким-то наркотиком. Чтобы поправиться, тебе нужно лечь в больницу для очистки крови. Если тебя будут спрашивать о том, как ты отравилась, ты будешь отвечать, что не помнишь.