Но черный был сильнее, и ее не впустили.
Дверь захлопнулась, больно прищемив палец, — тоже безымянный и тоже на правой руке.
Вот тут Марина заплакала.
Беззвучно, чтобы никто из соседей не видел, ни красномордый носатый мужик с усами, ни пожилая дама, ни юный красавчик, сидящий рядом.
Никто!
Наконец-то она плакала, слезы вымывали из нее страх, отчаяние, всю томительную, годами накапливающуюся пустоту. Да так и уснула — в ожидании, когда в голове черного приоткроется дверь и она проскользнет туда.
И дождалась, но уже когда, измученная долгой дорогой, оказалась в тех самых апартаментах, что снял ей на неделю ставший бывшим начальник, — две комнаты с кухней и ванной, во дворе небольшой бассейн, упирающийся в живую ограду: юные кипарисы перемежаются с узловатыми низкорослыми соснами, за которыми ряд таких же низкорослых и отчаянно чуждо выглядящих пальм.
Она бросила вещи, прошла в спальню, ничком легла на кровать, вот тогда дверь и открылась. А за ней вкрадчивой, холоднокожей ящерицей уже ждал ее черный, скаля белющие зубы.
Он был голым и лоснящимся, когда же Марина увидела, что у него между ног, то ее затрясло.
Но тот велел не бояться, сказав, что не тронет — никогда не любил худых.
И вновь стал что-то насвистывать, а она смотрела на него и думала, где он скрывает силу.
А потом вдруг стало холодно, и она почувствовала, что черный чего-то боится.
Не всего, не как она, но в нем тоже есть страх, как есть он у всех в этом мире.
Она не рискнула спросить, что так напугало его, просто попыталась увидеть, и это удалось: смутно, через маркую пелену, застилающую глаза.
Черный боялся человека, которому сделал больно.
Он жалел его и больше всего страшился увидеть вновь — ящерицы стыда сновали по телу черного, темно-зеленые, пурпурно-черные, белые с голубыми крапинками.
Поэтому и сам вначале притворился ящерицей.
Марина принялась снимать пресмыкающихся, но они цеплялись коготками за лоснящуюся кожу и громко шипели, высовывая длинные тонюсенькие язычки.
И тогда она поняла, что надо сделать.
Разбиться в лепешку, но найти того человека: он должен быть здесь, бродит, скорее всего, по близлежащим улицам.
Она найдет и избавит черного от страха.
Получит часть его силы и перестанет бояться.
Страх на страх, сила на силу, вдвоем они одолеют все.
Станут властителями мира.
Она тихо прикрыла дверь, сходила в ванную, потом переоделась.
Когда надо, можно побыть приманкой.
Накрасить глаза и губы, прежде всего — губы, пухлые и большие, для приманки в самый раз.
Надеть тесные джинсы — пусть видят, какая у нее попа.
И такую же тесную маечку, чтобы выпячивала соски.
Не забыть темные очки — солнце еще высоко, будет слепить глаза.
И выйти из дома, пройти мимо бассейна, зачем-то улыбнувшись юным кипарисам, низкорослым соснам и пальмам, томно качающим листьями.
Она не впервые работает приманкой, вот только раньше добыча бывала не столь велика.
Главное — набраться терпения, охота может оказаться долгой.
Час… второй…
Приходится перекусить и выпить стакан вина.
И снова — на охоту.
Все время надо помнить лицо, а ведь она видела его мельком, через пелену, застилающую глаза….
Мужчина лет тридцати, с короткой стрижкой… И очень красивые плечи… Хотя это не примета, вон идет с красивыми, и вон, но все это явно не то.
То появляется случайно, даже не появляется: спи ной чувствует добычу.
Стемнело, гудят от усталости ноги, увидела смешного маленького кролика и решила внимательно рас смотреть.
Ушки черненькие и черные пятнышки по тельцу — ящерицы были противнее, этот просто симпатюля!
Наклонилась над ним, тут и произошло.
Кто-то стоял сзади и смотрел, не отводя глаз.
Впивался, буравил, прожигал взглядом спину.
Она знает, что сейчас произойдет — рыбаки назвали бы это поклевкой.
Охота, рыбалка — какая разница….
Ее гладят по попе, крючок уже во рту.
— Excuse me! But you so beauty!
— He понимаю! — говорит она.
Мужчина облегченно вздыхает и по-русски же повторяет:
— Извините! Но вы такая красавица!
Надо изменить взгляд, надо сделать так, чтобы оп понял: это она попалась, это она — дичь… рыба…
Цель — что охоты, что рыбалки.
Прилипает к нему, стреляя глазами.
Если хочешь, можешь считать меня блядью, течной сучкой, одинокой бабой в поисках плотской любви.
На самом деле мне нужен не ты, нужна сила, которую даст другой. Он боится тебя, он спас тебя, а значит — ты должен исчезнуть или же стать рабом.
Они заходят в бар со странным названием.
«Moonlight Driver».
Яркий свет полной луны перешибает игрушечный отсвет многочисленных фонарей.
Она будет пить виски, всегда предпочитает виски.
А потом он может ее проводить.
С афиши за стойкой смотрит черный.
Но дверь закрыта, теперь она долго будет закрыта.
Его дверь, ее открывается просто — поворот ключа, и они уже в доме.
Ты хочешь поплавать? Или не любишь плавать в бассейне?
Ему не до бассейна, он хочет совсем другого, мнет соски, целует пухлые губы.
Наживка проглочена полностью, осталось выждать момент.
Расстегивает ей джинсы, потная ладонь лезет в трусики.
Хорошо бы, если бы у него был поменьше, ей не хочется боли, мать всегда говорила, что у нее инфантильное физическое развитие.
Если черный добавит ей силы, то она примет и черного, ведь она станет другой, по-настоящему красивой.
— Я красивая? — спрашивает Марина.
И выскальзывает из рук, выбегает из дома, стягивает одежду и плюхается в бассейн.
Он нагоняет ее в воде и прижимает к бортику.
Вода теплая, от нее пахнет химикатами.
Ничего, потом можно принять душ и смыть с себя следы формул.
Она поворачивается спиной.
В воде не так больно, даже не чувствует, как он входит в нее.
Не стоит его топить, надо придумать что-нибудь другое.
Вот только понять бы — что.
Но это потом, волна приближается, волна накрывает ее с головой.