– Я думал первые – это Сжегшие души.
– Ты ошибался. Сжегшие и йе-арре появились уже после рождения Пепельной девы и ее детей.
Проклятая общалась со мной не так, как прежде. Я не чувствовал в ней обычного высокомерия или затаенного гнева, и это меня несколько смущало и настораживало. Я ждал от нее какого-нибудь подвоха. Но, казалось, она даже радовалась моему появлению.
Разумеется, первым делом после встречи она проверила, не потерял ли я «Гаситель Дара». Красноречивый взгляд Тиф, то и дело останавливаясь на ножнах, говорил сам за себя. Еще чаще она смотрела на меня, когда думала, будто я этого не вижу.
Иногда Убийца Сориты начинала что-то тихо бормотать, словно спорила сама с собой. Это началось после того, как Шен рассказал ей о Лаэн.
Сейчас Проклятая была единственной в отряде, кто путешествовал в седле, и она не скрывала того, что наслаждается этим. Ни Роны, ни Шена, ни милорда Рандо с нами больше не было. Они умчались вперед еще ранним утром, получив сообщение от гонца. Их ждали на военном совете, где планировали будущую битву. Тиф от приглашения отказалась и осталась с нами.
Уезжая, Рандо оставил отряд на меня. Я не слишком сильно гнал ребят вперед, но старался и не злоупотреблять остановками. Разведчики из числа йе-арре докладывали, что до передовых летучих сил сдисской кавалерии не так далеко, как бы нам хотелось. У меня было в планах отдохнуть перед грядущей битвой, а не вступать в нее с марша, выжатыми, словно урский лимон.
Во второй половине дня мы, наконец, вышли из ущелья и оказались рядом с подножием Грох-нер-Тохха.
– Ничего себе! – присвистнул Квакушка.
С того места, где стоял отряд, начиналась огромная бугристая равнина, усеянная каменными глыбами, одинокими утесами, обсидиановыми пальцами и серыми, пораженными временем, флейтами Алистана.
Едва только поднимался ветер, по мертвым пустошам разносилась многоголосая песнь сотен тростниковых флейт. Везде, куда ни кинь взгляд – темнела изрезанная пластами земля, застывшие лавовые потоки и отшлифованные ветром скалы. Неуютная, суровая природа.
На склонах вулкана и на равнине находилось множество людей.
– Сколько здесь тысяч?
– Спроси чего полегче, – ответил я Квакушке. – Но их слишком мало, чтобы противостоять Митифе.
– Проклятый холод! – пробубнила Тиф из-под мехового капюшона. – Брагун-Зан явно не знает, что такое весна.
– Меня больше удручает вонь, – пробурчал я.
Витавший здесь запах был резким и неприятным. Пахло серой, тухлыми яйцами и чем-то непередаваемо сладким. Сладким до отвращения.
– Очередной выброс малышки, – хмыкнула она, покосившись на Громкопоющую, вершину которой затянули сизые облака. – Хорошо, что ветер в другую сторону, а то мы все уже бы наглотались пепла… Хватит стоять. Идем!
Порядок распределения новичков здесь был поставлен хорошо. Нас быстро отправили в один из ближайших лагерей, дали место, приписали к кухне и, приказав обустраиваться, оставили в покое.
К вечеру появился милорд Рандо, рассказал мне новости, велел, чтобы я и дальше руководил всеми, и вновь исчез. Шен с Роной пришли много позже. Им, как людям важным, предложили более удобные места, чем наш голый лагерь, но они предпочли остаться с отрядом.
Юми, едва мы расположились, куда-то смылся, даже не став дожидаться еды. Вернулся он вместе с Луком и Гбабаком.
– Рад, что твоя жить. Квагда мы вас не встретить, я думать, что уже не видеть никваго из вас, – поприветствовал меня блазг. Он был облачен в броню и теперь казался еще больше, массивнее и грознее, чем прежде.
Лук притащил специально для меня кружку шафа, вкус которого я успел подзабыть.
– Ну, будем, лопни твоя жаба! – сказал он.
Я отхлебнул пенистого напитка:
– Изумительно.
– Я так же подумал, когда нашел это счастье, – усмехнулся стражник.
– Небось, выиграл?
– Ага. В кости. Целый бочонок. Оставил его ребятам, взял только две кружки. Тебе и мне.
Мы пили шаф, сидя на склоне, и наблюдали, как внизу создается линия укреплений.
– Где Га-нор? – спросил я, вытирая усы.
– Со своими родичами. С нами четыре сотни северян.
– Серьезная сила. А сколько здесь всего солдат?
– Говорят, двенадцать тысяч. А к утру будет четырнадцать с половиной. Мы здесь уже три дня. Я даже вонь перестал замечать, лопни твоя жаба. Успел насмотреться и на людей и на нелюдей. Кстати, ты знаешь, что наш приятель теперь большая шишка? – стражник указал на Гбабака с Юми, сидящих чуть ниже нас. – С армией сорок три квагера. Все в железе, словно осадные башни. И он – их командир.
Я не сомневался в опыте блазга, но не мог предположить, что тот настолько крут.
– Его перекидывают куда-то в первую линию, – продолжил Лук. – Вместе с северянами. Там будет жарко. Ладно, – он встал, отряхнул штаны. – Пойду к своим. А то сотник мне башку отвернет. Буду на правом фланге. Надеюсь, еще увидимся, приятель.
Я пожал ему руку и пожелал удачи.
– Отор говорить, что молится за всех нас, – Гбабак тоже поднялся с земли и проследил за полетом разведчика йе-арре.
– Передавай ему привет. Юми пойдет с тобой?
– Если твой не против.
Я пожал плечами:
– Конечно.
– Вот так, собака!
– Он сквазать, что будет приходить.
– Я и весь отряд ему всегда рады, – улыбнулся я.
Друзья медленно пошли вниз, и я провожал их взглядом, пока они не скрылись за камнями. Теперь мы все оказались разбросаны по долине, и каждому придется встретить судьбу отдельно от товарищей.
К вечеру вернулись уставшие Шен и Рона.
– Новости отвратительные, – заявил Целитель и прополоскал рот водой. – Нас прижали к скале, отступать некуда, разве что в жерло вулкана. На все пятнадцать тысяч лишь трое владеют «искрой».
Я не стал с ним спорить, что «искра» этих троих гораздо ценнее той, что есть у обычных Ходящих.
– Тиф рвется в бой, – вздохнула Рона. – У нее с Корью какие-то свои счеты. Если, конечно, она не собирается нас обмануть и не переметнется во время сражения.
– Не переметнется, – успокоил девушку Шен. – Мы ей слишком нужны.
– И она ненавидит Митифу, – поддержал я его. – Но лучше бы за ней приглядывать.
– Как ты это проделаешь во время боя, скажи на милость? – поинтересовался Целитель. – Особенно когда мы будем в совершенно разных местах.
Он был прав. Если Дочь Ночи захочет сделать гадость – она ее сделает, и никто не сможет остановить Проклятую.
– Чему ты улыбаешься? – спросил я у Шена.