– Спасибо, дядечка, – сказал малец и, наклонившись поближе, прошептал: – Ехали бы вы своей дорогой, пока они не опомнились.
Я поблагодарил его за столь ценный совет, но остался на месте. Нет. Мне не нужна была драка, но страшно хотелось есть, и тьма знает, когда мне теперь представится такая возможность. Так что голод победил чувство самосохранения.
Жена хозяина принесла на подносе глубокую тарелку с куриным супом, где плавало не только тесто, но и мясо, толстенный ломоть слегка зачерствевшего зернового хлеба, луковую головку, плошку со сметаной и кружку с ромашковым шафом. Я отдал ей монету, понюхал напиток, пригубил и про себя улыбнулся. Он оказался куда крепче, чем должен быть. Словно туда щедро плеснули рески.
Я принялся неторопливо есть, когда рядом вновь оказался посыльный от местных.
– А свой, это который? Своих сейчас на дорогах развелось, как мокриц под досками. Уже и не поймешь где свой, а где чужой. Если чужой, то за проезд через деревню заплатить надо.
Я достал нож, разрезал кусок хлеба пополам, положил рядом. Человек прищурился, но не испугался.
– Свой, – неопределенно ответил я. – Из армии. Нашей.
Как я и думал, ответ поставил его в тупик и он, проворчав что-то неопределенное, вновь отправился совещаться. Моя тарелка опустела наполовину, когда с лавки встали уже двое. По их решительному виду было понятно, что они, во что бы то ни стало, намереваются срубить с меня денег. Или дать в рыло.
Впрочем, умники почти сразу сели назад, разом потеряв ко мне всякий интерес.
– Вот так, собака! – сказало лохматое зеленоватое существо с лисьей мордочкой, забираясь на стол и поводя по сторонам чувствительным носом.
– Лопни твоя жаба, Нэсс! Мы чуть не опухли, догоняя тебя! – сказал Лук, плюхаясь рядом со мной и бесцеремонно подвигая к себе мою кружку с шафом.
Он сделал большой глоток и скривился:
– Лопни твоя жаба! Зачем с реской-то мешать?!
– Откуда ты тут взялся? – я мучительно соображал, что мне подмешали в суп на кухне, раз у меня начались подобные видения.
– Мелот нас привел, – усмехнулся Лук.
– Вот так, собака! – сказал Юми, вопросительно заглядывая в мою тарелку.
Я вздохнул и подвинул суп ему:
– Угощайся, приятель.
Вейя радостно хрюкнул и с аппетитом зачавкал.
– Хозяин! – крикнул я. – Еще еды! Мне и моему другу.
– И шафа, чистого! – поддержал Лук.
Вошел Га-нор, его синие глаза остановились на моем лице, сверкнули. Северянин кивнул, словно мы не виделись всего нар, и сел рядом:
– Я тоже не отказался бы поесть.
Я отдал соответствующие распоряжения и, наконец, смог сказать им главное:
– Рад, что вы уцелели при Брагун-Зане. Я гадал, что с вами случилось.
– Было жарковато, – Лук потер левое запястье, и я заметил там широкий красноватый шрам. – Ну, ты сам все видел. Мы тоже рады, что ты остался в живых. В отличие от Гиса и Порка.
– А что с милордом Рандо?
– Жив, слава Мелоту. Во всяком случае, был, когда мы его оставили, – Лук подозрительно покосился на компанию местных.
Те, увидев северянина и клинок, который он положил рядом с собой, приуныли и начали потихоньку расходиться. С рыжим связываться никто не хотел.
– Так что вы здесь делаете?
– Тебя ищем, лопни твоя жаба. Шен посчитал, что тебе понадобится помощь.
– Ты отличный следопыт, раз смог меня найти, – оценил я проделанную северянином работу.
– Моя заслуга в этом мала, – улыбнулся в усы сын Ирбиса. – Нас вел Юми.
– Вот так, собака, – скромно потупил глаза вейя, отставив пустую тарелку. – Собака?
Он вопросительно покосился на кусок хлеба и, дождавшись моего кивка, набил щеки, словно хомяк.
– Что с Гбабаком? – опомнился я. – Он на улице?
– Куда там! – безнадежно махнул рукой Лук. – Наш болотный друг ведет блазгов вперед. Они теперь в ударном кулаке вновь сформированной Брагун-Занской армии. Вместе с северянами и уцелевшими под Ульсом рыцарями. Так что ему пришлось остаться. А Юми вызвался помочь. Без него мы бы тебя вовек не нашли, лопни твоя жаба!
– Зверей-то зачем на стол сажать? – проворчала хозяйка, принесшая еду.
Но мы не обратили на нее внимания и, сдвинув кружки, стукнули ими друг о друга.
За встречу.
– Люблю конец весны, – негромко сказал Га-нор. – В моих землях к этому времени сходит снег, и тундра горит огнем. Сплошные цветы.
– Вот уж не думал, что тебя могут заинтересовать цветы, – по-доброму рассмеялся я.
Он улыбнулся и пояснил:
– Когда зима начинается с середины осени и снег валит, не переставая, любой яркой краске радуешься, как благословению Уга.
Я кивнул, признавая его правоту. Именно так со мной происходит после Брагун-Зана. Мы сидели на невысоком пригорке, смотрели на небольшое озерцо, по берегам которого уже начал появляться молодой тростник, и на шар медного солнца, медленно клонившийся к горизонту.
Лук и Юми были в лагере, расположенном у воды. Стражник возился с костром, вейя рыл себе нору на ночь. Мы не успели попасть в следующую деревню до темноты и, съехав с тракта, решили заночевать в лесу.
– Думаю, Шен сказал, куда и зачем я поехал?
Северянин задумчиво посмотрел на меня. Кивнул:
– Я знаю, за кем ты начал охоту. Но мы вряд ли сможем помочь. Проклятая – не обычный человек.
– Тогда ты должен понимать, насколько рискованно вам связываться со мной.
– Не более, чем жить в этой стране. Мы рискуем каждый день. Все равно рано или поздно все воины окажутся в ледяных чертогах Уга. Так что нет смысла бояться.
– Но и подставлять свою голову без смысла тоже не стоит.
Вокруг его глаз собрались морщинки:
– Убийца детей – твоя. Я встречался с ней раньше и понимаю, что меч здесь бесполезен. Шанс есть лишь у стрелы. Мы не сможем сражаться с ней. Но пара мечей может помочь лучнику в дороге.
Здесь я был с ним совершенно согласен. Путешествие в одиночку по лихим дорогам – это игра с Бездной в пятнашки. Рано или поздно обязательно нарвешься.
Га-нор встал и, ничего не говоря, начал спускаться в лагерь. Я остался на месте, лениво щурясь и не желая ничего делать до тех пор, пока солнце не скроется за дубовой рощей.
Одиночество, вопреки мнению некоторых – плохой спутник. Так что я был рад компании старых друзей. За дни путешествия в одиночку я не раз и не два отметил, как привык к компании и людям, с которыми сражался плечом к плечу.
Порой я поражался самому себе, потому что чаще всех своих спутников вспоминал Тиф. Это было удивительно, но временами мне сильно не хватало ее колких замечаний и того чувства опасности, что частенько исходило от Убийцы Сориты. Тиа ал'Ланкарра была сильной личностью. И, побери меня тьма, иногда я начинал сомневаться, что она заслужила смерть. Но Проклятая проиграла и умерла вместе с Порком, в теле которого жила целый год. И теперь ее место там же, где Рована и Тальки – в Бездне.