— Если что — подгребём поближе, подсобим, — сказал Новик, садясь в буксирный шлюп после загрузки его взрывчаткой, минами, штатным оружием, модернизованным под условия подводного боя, и другим снаряжением, назначение которого Саша так и не определил.
…На этот раз 16-килограммовой медной «манишки» и шлема с иллюминаторами на Николае Романове не было. «Роновцы» пользовались только ГК-1 гидрокомбинезонами и легководолазными индивидуальными дыхательными аппаратами ВИА-2, — оборудование, чаще встречавшееся в шпионских фильмах, чем даже на подводных лодках. Настолько всё это напоминало хрестоматийный образ иностранного диверсанта, который — казалось по некоторым кинематографическим и литературным шедеврам предвоенных лет — и по Кремлю шлёпал в ластах, для составления очередного заговора то ли супротив, то ли по наущению членов ЦК…
В любом случае такое обмундирование было куда функциональнее, чем водолазный костюм с насосным шлангом.
По крайней мере, Колька без труда воспользовался загнутым и зазубренным водолазным ножом…
Особый отдел (контрразведка) КЧФ.
Кабинет следователя Кравченко Т. И.
«И швец, и жнец, и на дуде игрец…» Трофим Иванович Кравченко воплощал подобную вариативность в том смысле, что мог выступить в любой ипостаси, подобающей званию майора НКВД. Есть такая установка — и следователь Кравченко выдаёт на-гора то, что называется «количеством». Хоть и понимает, что под сухой статистикой его усердий целый верещагинский «Апофеоз» черепов с предательской дырочкой в затылочной части — картина, в которую высохли с протоколов кровь выбитых признаний, слёзы недоумения, яд отчаянных оговоров. Но ежели разберёт Трофим Иванович сквозь какофонию тех же самых «разгонов и нагоняев», что нужно не «количество», а «качество», что нужны реальные, а не с мозгами выбитые, «заговоры и подполья», то нальются кровью бессонных ночей его усталые глаза, сядет от табачного дыма голос. И подследственных своих он станет угощать чаем с кусковым сахаром, если надо, а не одними только зуботычинами тяжёлого бурсацкого кулака, помнившего ещё следственные упражнения в контрразведке Петлюры, где Кравченко «боронив неньку-Украйну» от махновцев, белых генералов и… большевиков.
Откуда и рвение… Изрядное и даже результативное. По крайней мере, уже в предвоенные годы для выдачи количества «на-гора» его не ставили — таких «стахановцев» в НКВД было и без него «хоч грэблю гаты». Быстро сменяемых «стахановцев». И начальство, тоже обычно «быстросменяемое», всё же успевало разглядеть для дела полезность «хохла упёртого». В общем, умел следователь Кравченко и показательно «жопу рвать», но умел и работать. Как сейчас…
Трофим Иванович глубоко просел, почти утоп, в чёрной скрипучей коже дивана, сунув руки в карманы галифе и раскинув ноги в блестящих антрацитом хромовых сапогах. Между подошвами сапог, на буро-жёлтом шахматном поле паркета были разбросаны коричневые папки. Разбросаны, на первый взгляд, хаотически, будто выронил их, споткнувшись, Трофим Иванович — но на самом деле в совершенно определённом порядке. Неспроста же время от времени он аккуратно, тупым носком пододвигает одну папку к другой или, наоборот, кованым каблуком отпихивает…
Следователь пережевывал из угла в угол пересохших губ картонный мундштук папиросы, мычал что-то минорное, то и дело морща лоб целым «баяном» складок под густой смоляной «чуприной» — эх, какова она была, не обкорнанная ещё цивильным «полубоксом», вьющаяся из-под каракулевой, с синей кытыцей, шапки хорунжего!
Выкаченные, как у старой крысы, воспалённые глаза с синюшными от усталости веками перекатывались от одной россыпи папок к другой. По правую, значит… ногу, разведгруппа флота — командир старший лейтенант НКВД Новик. По левую — партизаны, принимающая, так сказать, сторона. Командир — морпех лейтенант Войткевич.
— Так, начнем, как водится, с этого… — поморщился Трофим Иванович, припоминая семинарский курс, — …бородатый такой, да не Энгельс, мать его тать!..
«Школа красных командиров», которую он окончил в 1922-м как малограмотный выдвиженец РККА, впечатала в память основателей едва ли прочнее, чем в своё время «Авраам роди Иакова…» в «Могилянке».
— Дарвина! — очнулся наконец Трофим Иванович, вспомнил. — Происхождение…
Происхождение главных фигурантов было гаже некуда. В том плане, что ничего, с точки зрения диктатуры пролетариата, предосудительного не наблюдалось.
Вот, к примеру, Новик A.B., 1919 г.р. Происхождение хуже, чем если бы его родители были «рабочий и колхозница» работы Мухиной. Водовоз и прачка! Злосчастнее могут быть только рабы египетские. Ну, вот почему бы вам не быть, товарищ Новик, внебрачным сыном Троцкого-Бронштейна от православной игуменьи, а? Да ещё изнасилованной пионерами из кружка «Безбожник», чтоб с молоком матери, так сказать, впитать ненависть к Советской власти… Тогда и искать никого не надо было бы, ставь сразу к стенке, не промахнёшься… Ан, нет… Кравченко брезгливо оттолкнул коричневую папку носком сапога. Пионер — всем пример, образцовый комсомолец, такой отличник боевой и политической, что только в школу комсостава НКВД. Аж тошно…
— Или вот, с другой стороны… — продолжил рассуждения Трофим Иванович. — Папочка куда потолще. Одесский полуеврейчик Яшка Войткевич, сын какого-то там управляющего, дозревшего до директора магазина «горкоопторга», затем призванного не куда-нибудь, а в РККА и в чине даже убедительном: военный интендант второго ранга. Да, так Яша мальчишкой беспризорничает… при живых-то родителях… и даже шкодит на Привозе со взрослыми блатными, он у них наводчик. Начало, что ж, неплохое: «мелкобуржуазная стихия», «уголовный элемент» — как же, даже представителя власти дерзнул вилкой пырнуть за то, что вознамерился доблестный сотрудник пролетарской милиции выставить Яшку с такою же малолетней оторвой-подружкой из кафе на Преображенской. Но далее… Легендарная «колония Макаренко» — кузница коммунистических кадров, как, впрочем, и бандитских, если уж без пропагандистских выкрутасов. Но, наш случай, как назло, самый что ни на есть пропагандистский. Прямо-таки «Флаги на башнях». Вместо совершенствования в мастерстве ширмача или скокаря мы, блин, книжки читаем и гоняем кожаный мяч, так что, в конце концов, после недолгой срочной в Забайкалье плюс командирские курсы вместо бандюги получаем из Яши отличного советского студента Одесского института пищевой промышленности и правого инсайда одноименной команды «Пищевик»…
— Не самая поганая, кстати, команда, — вздохнул Кравченко. — Кажется, даже с «Локомотивом» ленинградским бодались за первенство Союза… Да ещё и «Чёрных буйволов» изображала, кажись, во «Вратаре республики»… — Трофим Иванович поморщился. — Простые советские парни, мать их трах. По обоим Доска почета плачет. Войткевич — так даже в кандидатах побывал в эту нашу, в ум её и в честь, и в совесть…
Перегнувшись за круглый валик дивана, следователь выудил бутылку из одного из «полевых» сапог, спрятанных от стороннего глаза. Из тех сапог, что не по штабному паркету шаркать предназначены, а по булыжной мостовой, а то и «Эх, дороги, пыль да туман…». Так вот, выудил бутылку вина «Аргуни». Привычка прятать бутылки завелась у Кравченко с «ежовщины», когда «рыцарей революции» взахлёб на ржавость доспехов проверяли. В любой момент могли с обыском нагрянуть — и тогда бутылка «Столичной» в тумбочке вполне могла стать довеском к шпионажу в пользу Японии. Ну, а уж «Аргуни» сам Бог велел на виду не держать — покосится кто из начальства, поди, не плесни…