Генерал Йодль не смог объяснить, как танки и моторизованные подразделения 1-го и 2-го Белорусских фронтов под командованием Рокоссовского и Захарова, наступавшие севернее припятских болот на стыке наших 4-й и 9-й армий, 2 июля появились в Столбцах в 65 километрах западнее Минска, в то время, когда этот город пал только на следующий день. Моторизованные подразделения Рокоссовского преодолели 270 километров за девять дней!
Сегодня этот быстрый марш не является столь таинственным. Нам ведь известно, что заговорщики Витцлебен, Бек и Гальдер ждали от Паульса в конце 1942 года сигнала к бунту в Сталинграде. Начальником штаба группы армий «Центр», находившейся до весны 1944 года под командованием фельдмаршала фон Клюге, а затем — до того как должность командующего была поручена Моделю — фельдмаршала Буша, был один из основных конспираторов, сторонник капитуляции на Востоке, генерал Хеннинг фон Тресков. Клюге закрывал глаза на подготовку Трескова к переброске на советскую сторону нашего бывшего посла в Москве Вернера фон дер Шуленбурга, который должен был договориться о капитуляции на Востоке. [254]
В «History of the Second World War» («Истории второй мировой войны») сэр Безил Лиддел Харт, в частности, констатировал, что заговорщики сообщили разным командирам противоречивые приказы, и в связи с этим «как на Востоке, так и на Западе события 20 июля имели серьезные последствия».
«Красная капелла» Радо-Ресслера все время пересылала данные в советскую ставку, которая в июне 1944 года имела подробные данные о размещении наших сил на центральном участке фронта. Легко можно было заметить, что движение танков неприятеля, закончившееся маневром по охвату флангов, проведенным советскими генералами в наиболее слабых точках нашей обороны, напоминает план, разработанный Гитлером против русских в июне 1941 года. Он был применен опять, только в обратном направлении. Русское командование быстро училось у нас.
В феврале 1943 года Гитлер поручил генерал-полковнику Моделю спасти двадцать две дивизии 4-й и 9-й армий на Восточном фронте, находившиеся на плацдарме под Ржевом под угрозой окружения. С 1 по 22 февраля генерал более 160 километров отводил свои дивизии с постоянными оборонительными боями настолько эффективно, что, несмотря на наступление десяти советских армий, он понес минимальные потери. Операция называлась «Буйвол».
В 1944 году Модель второй раз получил задание спасти то, что еще можно было спасти в этих двух армиях, и восстановить линию фронта. Однако ситуация была совершенно иной. Фельдмаршал [255] оказался перед лицом великого хаоса, появившегося после 20 июля, особенно в моральной сфере.
Солдаты понимали, что их предали.
Я еще раз подчеркну, что единственным выходом было бороться.
Убийство Гитлера и ликвидация национал-социалистского режима ничего не изменили бы, так как неприятель давно уже решил судьбу Германии. Размышления некоторых историков о приказах Гитлера, заставлявших «сражаться до конца», которые оцениваются сегодня как «преступные и абсурдные», бессмысленны. Любой осознающий ответственность перед историей немецкий государственный муж, оказавшийся перед волей неприятеля навязать «безоговорочную капитуляцию», издавал бы такие же приказы. «Историки», критикующие сопротивление немецкого народа, оказавшегося перед угрозой полного уничтожения Советским Союзом в случае достижения им Рейна, доказывают, что они до конца не обдумали то, о чем говорят.
В ставке мне стало известно, что части 4-й армии, оказавшейся в окружении под Минском, удалось вырваться из котла. Мы получили сообщение по радио от одного из наших агентов, оставшегося в тылу вражеских позиций. «В лесах на северо-западе от Минска немецкие части не капитулировали». Эту информацию подтвердили многочисленные беглецы из минского котла. От небольшого подразделения, сумевшего пробиться через Вильнюс, нам также стали известны некоторые подробности: «Насчитывающая примерно 2000 человек боевая группа под командованием, вероятно, полковника Гейнриха Шерхорна скрылась в лесу и полна решимости пробиться к нашим позициям».
— Скорцени, — сказал мне генерал Йодль, — к сожалению, нам неизвестно, где находится подполковник Шерхорн и его группа. По вашему мнению, можно ли их обнаружить и оказать им помощь?
— Господин генерал, — ответил я, — смею вас заверить, мы сделаем все, что в наших силах.
Чтобы хорошо осознать масштабы катастрофы, достаточно сказать, что из сорока семи генералов 4-й и 9-й армий, а также 3-й танковой армии семь погибли в боях (в том числе командир VI армейского корпуса генерал Пфайффер), двое покончили жизнь самоубийством, один пропал без вести, а двадцать один попал в плен. Но Шерхорн не сдался. Командиры такого покроя, сумевшие в чрезмерном хаосе сплотить вокруг себя 2000 человек, полных решимости дорого продать свою жизнь, заслуживают большего, чем только словесное поощрение их мужества.
В то же самое время я имел случай побеседовать с генералом, сумевшим после семидесятикилометрового марша добраться до наших позиций в Восточной Пруссии. Он привел остатки своей дивизии — семьдесят человек.
Он сказал мне, что его дивизия была окружена вместе с двумя другими на юго-западе от Смоленска. Генерал сразу заявил, что «по его мнению, необходимо тотчас же капитулировать перед Советским Союзом». Два других генерала в течение дня пытались переубедить его. Результат? Попытка вырваться из котла была предпринята слишком поздно и осуществлялась без необходимой для удачи силы и уверенности в успехе. Из гигантской ловушки удалось вырваться только небольшим группам. Несомненно, что Шерхорн и его люди также оказались жертвами нерешительности своих начальников.
Сколько шансов было у нас для обнаружения этих героев, сражавшихся почти два месяца в минских лесах? Не больше пятнадцати или двадцати из ста. Но необходимо было попытать счастья, и я сразу же приступил к работе. Операция получила условное наименование «Вольный стрелок». Во Фридентале все вложили в подготовку этого задания столько же энергии и энтузиазма, сколько можно найти в увертюре известной оперы Карла-Марии фон Вебера.
Проведение операции поручили недавно образованному батальону «Охотничье подразделение Восток I». [256] Было образовано четыре группы по пять человек: два немецких стрелка-добровольца и трое русских, убежденных антисталинистов. Восемь немецких добровольцев говорили по-русски.