«Немцы не часто, но все же нападали на лесной лазарет. Были потери. И я решил: если умереть, то коммунистом, – пишет из Москвы кандидат медицинских наук Н.В. Попов. – Наверное, подтолкнуло меня поведение Николая Павловича Сиделкина. Спокойный и рассудительный, не теряющий головы в критических ситуациях. Говорил просто, житейски, а убеждало. Он никого не подменял, и в то же время я, например, замечал его направляющую партийную руку. Он дал мне рекомендацию в партию. Там же, в лагере на болотах Невий Мох, был принят я единогласно кандидатом в члены ВКП(б). Вообще Сиделкин Н.П. был человеком добрым и твердым в своих убеждениях. И я не удивился, когда узнал: наш Николай Павлович переведен в особый отдел (СМЕРШ). Долгое время он проработал потом в военной контрразведке.
Помню, на болоте лежат раненые. В снегу. В ямках настелены ветки. Николай Павлович сидит у костерка. Глаза его устремлены куда-то вдаль. Тихим голосом, словно про себя, говорит:
– И болота эти. И вон те леса. Их освобождать. Нам освобождать от фашиста. И топи эти проклятые… Это ведь все Родина, наш край отчий…
Десантники молчали. И в их молчании было согласие. И думалось тогда: откуда у человека такое беспредельное терпение? Раненые не роптали. Стойко переносили мучения, когда перетаскивали их на плащ-палатках по кочкам. И не теряли самообладания. И, конечно, никто не думал о сдаче в плен. Кто их этому всему научил? Ведь большинству было до двадцати лет от роду.
В тех условиях лыжники считались ходячими. Только считались. С медицинских позиций все они были безнадежно лежачими. Но парашютисты шли, отбивались от немцев. Десятки километров… Переходили ручьи и речки по жердям с лыжами на плечах, под мышками. Срывались. Намокали. Замерзали – одежда колом. Шли. Бились. И побеждали».
Подтверждением слов батальонного врача Н.В. Попова звучат сегодня отклики бывших десантников:
«Все мы были необстрелянные, но рвались в бой, как одержимые, – пишет из Кирова Виктор Иванович Медведев. – Нам часто напоминали: «Бригада комсомольская!» Напоминания даже обижали нас: сами знаем!
Командир взвода Виктор Журавлев приучал новичков: «Без партизанщины у меня!» И требовал во всем держать порядок: оружие, одежда, обувь, внешность. И ему ни разу не пришлось краснеть за ребят.
Взорвалась мина. Осколки прошили грудь и левую ногу. Задыхаюсь, а сам думаю: «Мало вреда нанес фашисту!»
«Вот какие комсомольцы воевали в десантной бригаде, – отмечает в своем письме из Ижевска Аркадий Михайлович Яриков. – Меня сильно ранило. Ребята уложили на волокушу и таскали с собой несколько дней, пока шли бои. Делились и теплом, и хлебом, и защищали от фашиста. Главным таскальщиком был сержант Мальцев, тоже из Ижевска, комсомолец. Его смертельно ранило. Кровища хлещет, а он бьет и бьет из автомата – огоньки мигают в ночи. Скольких убил, сказать не могу, но гитлеровцы отстали. И меня не бросили товарищи, не кинулись спасаться, когда враг нажал…»
«До сих пор не вмещается в уме, каких сил стоило нам воевать в Демянском котле, – удивляется Аркадий Афанасьевич Домрачев из города Нововятска. – Вышли мы на озерко. Не ели суток пять. На лицах одни голодные глаза. В тот момент с неба падали мешки с яркими лентами: продукты привезли летчики. И надо же такому случиться – не к нам, а ближе к немецкому заслону.
– Комсомольцы, не зевай! – Комсорг батальона бросился первым через озерко. Пули немцев свистят, а он мчится. Побежали и комсомольцы и некомсомольцы – били немца гранатами, из автоматов, прикладами. А каждый имел уже ранение или обморожение, и от голода кишки повысохли, животы присосало к спине.
Выбили немца из укрытия. Захватили мешки. Да еще тушу убитой лошади отрыли. Мне достались копыто да кусок шкуры. Порезал мякоть финкой – варю. От запаха слюной исходим. Подкрепились и снова на лыжи – поход на зимник, немца караулить. Тут меня осколком жигануло. Не могу двигаться. Александр Петрович Малков, из Халтуринского района нашей области, плечо подставил – шагай!.. Не бросил. До лагеря дотащил, а у самого рука на подвязке!
Под деревьями шалаши из хвороста и елок. Мороз ночью до 20 градусов, а днем плывет все от тепла. Ходить не в силах, а лежа отмерзает вторая нога. Немец мешает принимать самолеты. Посадку перенесли на озеро Черненькое – пять километров ходу! Где на четвереньках, где ползком, где опираясь на более способного товарища, дошкандыбали. До сих пор говорю спасибо Малкову, не он – не жить бы. В ночь на 5 апреля 1942 года нас с Дмитрием Чернышевым вывезли на самолете в Новые Удрицы… Наградили меня орденом Красной Звезды, готов отдать его моему спасителю, комсомольцу Малкову».
Еще одно письмо-свидетельство из города Сланцы Ленинградской области. От учителя Александра Петровича Васильева. На фотографии накануне призыва паренек с распахнутыми глазами, доверчивый, удивленный, так и кажется, что поддался обычному возгласу: «Птичка вылетит!» Осенью 1941 года он, студент 4-го курса пединститута, явился в Сталинский райком ВЛКСМ города Молотова (ныне Пермь): «Даешь фронт!» Хотел стать летчиком, но его отправили в воздушную пехоту. Зачислили в батальон капитана Вдовина, сурового командира.
«Комиссар Куклин был более снисходительным, прямее сказать, человечнее, – пишет Александр Петрович. – Взводом командовал Саша Молчанов, добрейший парень. Он уже побывал на войне. К его словам и советам прислушивались.
И вот тыл. Первые смерти. Первые боевые выстрелы и броски гранат по живому врагу. Этого все ждали, к этому готовились. А вот вдруг нечего есть!.. Голод изводил нас хуже фашиста. Бороться со своей немочью – занятие труднейшее. Брали одну деревню. Побили немца как следует. Я был в головном дозоре. Вышибли противника из домов и окопов. Шальная пуля угодила в белую лошадь – хорош приварок!.. По нас шарахал немец минами. Вблизи частокола рвануло – темнота в глазах. Очнулся и не соображаю: что и к чему. Потом поплелся по заранее указанному азимуту. В голове жернова со скрипом, а тело будто свинцом налито.
Нас, потерявших боеспособность, сопроводили в лагерь на болота Невий Мох. Из нашего взвода были Самоделкин, Барабанов…
Вполз в шалаш, огляделся. Кругом под стенками шалаша много тяжелораненых: кровь, бинты, стоны. Подумал: нет, мне тут делать нечего. Так же ползком разворачиваюсь и на воздух. Откопал ямку, наскреб веток – жилье!.. Только отаборился, как немец наглухо обложил посадочную площадку. Следует команда: «Сменить месторасположение!» Передвижение самостоятельное, с оружием, с «сидором». Набралось примерно двадцать бедолажных. Шли, ползли, отрешенные ото всего на свете. Вот, смотрю, сержант Самоделкин. Так-то на вид жердь жердью, а тут – то ли вконец обессилел, то ли ранен сильно – совсем парень оплошал. «Саша, – говорит, – не бросай меня!» – «Пойдем, сержант, до Победы!» Как в тумане все было.
На новом месте медицинского персонала не было – все выбыли из строя. Сами ухаживали за собой и за более слабыми товарищами, сами оборонялись от немца. Подкармливались сухарями. Иной раз думаешь теперь, доведись такая оказия, ни за что не выдержал бы. А тогда, как я думаю, нами двигало чувство великой надежды и несгибаемого упорства: сохранить жизнь, чтобы вновь встать в строй бойцов с фашизмом!..