Я несколько раз глубоко вздохнул, поднял арбалет, прицелился в ярко-красную полосу на его груди, очень надеясь, что мне не придётся стрелять. Хартвиг рядом со мной втянул в себя воздух, потому что солдат маркграфа обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. В то же мгновение мой напряжённый палец нажал на крючок, освобождающий тетиву.
Болт вжикнул и по самые летки вошёл в шею человека, пробив ему гортань. Тот упал в густой хвощ, и я не сомневался в итоге своего попадания.
— О чёрт! — поражённо сказал Хартвиг. — Ты его убил!
Я, не слушая картографа, напряг мышцы, взводя арбалет. У меня это получилось, я даже успел зарядить его, когда совершенно неожиданно появился приятель убитого, выскочив оттуда, откуда я совсем не ждал. Я развернулся целясь в него, но он вскинул руку, и мой арбалет завязался узлом, превратившись в бесформенное нечто. Человек прыгнул, замахиваясь на меня раскрытой, горящей бирюзой ладонью, за которой в воздухе оставался огненный шлейф, а я в ответ швырнул ему в лицо сломанное оружие.
Он этого не ожидал, не смог закрыться от удара и грохнулся на землю с разбитыми губами и распоротой щекой. Упал сильно, но попытался встать, чтобы швырнуть что-то в меня, однако Хартвиг, подскочив ближе, саданул его ногой в живот, и я, оказавшись рядом, прижал коленом плечо противника к земле, а затем приставил кинжал к его адамову яблоку:
— Даже не думай, колдун!
Он ожёг меня взглядом и расслабил мышцы, показывая мне открытые ладони. По его лицу и губам текла кровь, щека опухала, но в целом он был в порядке, если не считать некоторой потрёпанности.
— Я тебя знаю, — сказал он. — Ты страж и сопровождал Гертруду на балу летнего солнцестояния полтора года назад.
— Я тоже тебя помню. Поэтому ты ещё жив, — негромко ответил я ему.
— Да славится твоя память в веках, — произнёс он. — Глупо было нападать на людей маркграфа. Такое он не простит. Даже стражу.
— Об этом у меня голова как раз не болит. — Я был напряжён, он видел это и поэтому не совершал никаких магических глупостей. Понимал, что даже если и наложит на меня какое-нибудь проклятие, кинжал под моим весом всё равно успеет войти в его шею, как в мягкое масло.
— Не глупи, — осторожно сказал колдун, чувствуя на натянувшейся коже опасное остриё. — Нам нужен только твой спутник, и с ним будут хорошо обращаться. А ты можешь идти на все четыре стороны. Я замолвлю за тебя словечко перед его милостью.
— Что скажешь, Хартвиг? — спросил я, прекрасно зная ответ.
— Спасибо, но как-то не хочется.
Колдун не успел заметить, как кинжал исчез от его шеи, и я взял её в сложный удушающий «замок». Он дёрнулся, забил ногами.
— Пожалуйста, не сопротивляйся, — попросил я, ещё сильнее сжимая руки.
Он ожёг меня яростным взглядом, затем его глаза задёрнулись поволокой, и колдун потерял сознание. На всякий случай я подержал его ещё несколько секунд и только после этого отпустил.
— Он жив? — с тревогой спросил Хартвиг.
— Разумеется. Не собираюсь убивать без нужды. Особенно колдуна, иначе всё сообщество ведьм на меня взъестся. Он полежит какое-то время, как раз достаточное для того, чтобы мы ушли отсюда.
Придорожный трактир «Ездовая корова» с огромной вывеской, изображавшей очень довольную жизнью пегую бурёнку под рыцарским седлом позапрошлого века, стоял в некотором отдалении от деревни, у большого капустного поля и совсем рядом с берегом широкого, медленно текущего Грейна.
Из постояльцев в нижнем зале находились два купца с цепями Лавендуззского союза. Оба важные, в дорогой одежде из лучшего сигизского бархата, с многочисленными перстнями на пальцах. Их слуги и охрана остались на улице, рядом с телегами, а господа неспешно поглощали каплунов и дорогое ветецкое вино из личных запасов трактирщика.
Ещё одним, ставшим на постой, был господин в приметных красных чулках странствующего маэстро фехтования. Я не видел застёжки на его поясе, так что ничего не мог сказать о том, к какой школе он принадлежит, но, судя по берету с шашечками, она находилась в Южном Огерландере. Рядом с мастером, возвышаясь над столом, торчала рукоять двуручного меча с необычайно сложной гардой.
Кроме постояльцев были и просто посетители, в основном местные, пришедшие из деревни. Ремесленники и крестьяне — всего пятнадцать человек — пили пиво, не обращая на нас никакого внимания.
Мы решили остановиться здесь на ночлег. Хартвиг, отказавшись от еды, ушёл в комнату, я же сидел за столом, решая, что делать дальше и где добыть лошадей. Когда в трактире появился Проповедник, я ничуть не удивился:
— Ты никогда не можешь потеряться насовсем, — вместо приветствия сказал я ему.
— Я заблудился, как овца потерянная [21] , — процитировал он. — Ты бегаешь так быстро, что за тобой не успеть.
— Скажи уж честно, что ты терпеть не можешь стычек и драк.
— В отличие от Пугала, я не кровожаден, — заявил Проповедник, усаживаясь напротив. — Кстати говоря, оно пришло со мной, сейчас сидит в курятнике. Мне кажется, несушки со страху забыли, что такое нести яйца. Хотел с тобой поговорить. Не то чтобы я волновался… Грубо говоря, мне плевать на твои поступки, но ты слишком рискуешь. Магистры могут разозлиться.
— Магистры в любом случае разозлятся, — не согласился я с ним. — Это их обычное состояние.
— Ты нарушаешь приказ.
— Ты ведь знаешь, что я не могу поступить иначе. Везти Хартвига, словно овцу на закла…
Я не договорил, потому что предмет нашего разговора спустился в зал, подошёл к стойке, взял две кружки с пивом и направился к столу.
— Его жизнь стоит таких неприятностей?
Я посмотрел Проповеднику в глаза, сказал негромко:
— Любая жизнь стоит неприятностей. Особенно, если из-за тебя она может прерваться.
— Надо поговорить. — Хартвиг поставил передо мной одну из кружек. — Если не в Богежом, то куда мы едем? Я помню местность, сам составлял карты, это другое направление, земли При под боком. И почему ты вдруг поменял решение?
— Если говорить о первом вопросе, то сейчас наша цель как раз При. До него всего три дня пути. Это морское государство не любит Фирвальден почти так же, как его не любит Лезерберг. Старые территориальные споры, ещё со времён Крестовых походов на хагжитов, сыграют нам на руку. Я доведу тебя до границы, а ты уже самостоятельно доберёшься до Пулу. Там, в порту, сядешь на первый же корабль и уплывёшь. Если поступишь по уму — когда прибудешь на место, сядешь на ещё один, который будет плыть ещё дальше. А там тебе придётся затеряться и сидеть тихо, точно мышка.
— Уплыть? Покинуть княжество? Ты с ума сошёл?! У меня здесь семья!
— Жена? Дети? Родители?
— Нет. Дядюшка.