— Какое внезапное отступление, — произнёс я. — Оно позволило по-новому взглянуть на этот мир. Спасибо, госпожа София. Я Людвиг.
— Просто София, без госпожи. — Голос у неё был, словно утренний ветер, дующий с гор. — У Гертруды репутация крупной хищницы, так что мыши не стали задерживаться, что с их стороны очень разумно. Порой они столь внезапным появлением разума удивляют даже меня. Ты танцуешь?
Я не смог сдержать улыбку:
— Получается, что вы ещё более крупная хищница, чем Гертруда?
— Скажем так — мы слишком хорошо знакомы и понимаем последствия, чтобы вцепляться в глотку друг другу.
Я предложил ей руку, не видя ничего криминального в одном танце. Но направляясь туда, где гремела музыка, вдруг обратил внимание, что на нас внимательно смотрит здоровенный бугай в светло-жёлтом меховом плаще, шляпе и с шейным платком, скрывавшим его лицо. Это был тот самый тип, что обогнал нашу карету на лохматой лошадке.
В танцевальном зале пела флейта и стрекотали сверчки. Гремели барабаны, мелодично звякали колокольцы, и мягко трубили духовые инструменты. Началась череда медленных танцев, пришедших к нам из Ровалии, и пары плавно плыли по паркету, свет был приглушён, а сотни крупных светляков мерцали на потолке, словно живые звезды.
Я обнял Софию за тончайшую талию и повёл в танце, следуя сразу за высоким мужчиной с оленьими рогами и девушкой из крестьян рубежей Золяна.
От сереброглазой женщины приятно пахло кедрами, словно солнечные лучи нагрели древесную кору. Она хорошо танцевала, гораздо лучше, чем я, была невесомой и изящной. София молчала, прикрыв глаза, слушала музыку, и я украдкой бросал взоры на её странное и в то же время прекрасное лицо.
На первый взгляд она казалась сущей девчонкой — восемнадцать, не больше. Но по манере поведения, осанке, тому, как она разговаривала, и морщинкам, то и дело появляющимся вокруг лучистых глаз, было понятно, что ведьма далеко не молода. Я не знал, кто из иных существ вмешался в её кровь, но предполагал, что она намного старше меня.
— Возраст несущественное понятие, Людвиг, — негромко сказала София. — Во всяком случае, для моего народа.
— Вы гилин? Или альта, раз читаете отголоски мыслей?
— Ни то ни другое. Мы живём на Янтарном берегу, рядом с океаном, в лесах, где редко кто появляется.
Я не знал, кто там живёт, но понял, о каком месте идёт речь.
— Вы о западных лесах Эйры? Темнолесье?
— Верно. Впрочем, сейчас это неважно. Я не случайно пригласила тебя на танец и хочу, чтобы ты выслушал меня внимательно и запомнил всё, что я скажу. У меня было видение, и я решила, что стоит о нём рассказать… Опасайся висельника на перекрёстке, он принесёт тебе беду. Бойся снежных стен, они не дадут тебе шансов. Избегай света, ведущего из мрака, — это твоя смерть.
— И что это означает? — после краткой заминки спросил я у неё.
— Не знаю, — с сожалением ответила она. — Видения просто приходят, но не всегда их можно объяснить. Иногда они не значат ничего и развеиваются, как дым на ветру. Иногда, чтобы сбылись, должны пройти годы. А порой — осуществляются через несколько дней после своего появления. Я всего лишь проводник и буду рада, если мои слова помогут тебе.
Музыка смолкла, всё ещё звеня в наших ушах.
— Спасибо за танец, Людвиг, — сказала ведьма, отступая. — Если окажешься в моих землях, буду рада тебя увидеть.
— Это вам спасибо, София.
Она кивнула, принимая благодарность, и удалилась вместе с оленерогим мужчиной и горбатой старухой, облачённой в бархатную накидку. Я проводил женщину долгим взглядом, не зная, что думать о висельниках, снежных стенах, свете и тьме. Понимать ли её слова буквально или это всего лишь образы, которые могут означать всё что угодно?
— Удивительная встреча, — сказал невысокий мужчина, преграждая мне дорогу. — Помнишь меня, страж?
— Прекрасно, — холодно ответил я колдуну, с которым в последний раз виделся в лесу, во время бегства вместе с Хартвигом.
— Мой господин, маркграф Валентин Красивый, шлёт тебе свои искренние пожелания доброго здоровья и надеется увидеть лично на своих землях.
— Поблагодари маркграфа от меня за столь трогательную заботу, но вряд ли я смогу посетить его гостеприимный дом.
— Его милость очень терпелив и не теряет надежды с тобой познакомиться, впрочем, как и я. У меня перед тобой должок, страж. — Он коснулся шрама на щеке, оставшегося после брошенного мной в него арбалета. — Мой благодетель очень опечалился, когда узнал, что мы упустили картографа.
— Сожалею, что тебе пришлось пережить трёпку.
— Думаешь, ты сможешь отвертеться? Ты серьёзно так думаешь? О тебе слишком многое известно, чтобы ты так просто ушёл от ответственности.
— С интересом послушаю, что тебе известно такого, чего не известно мне, — с иронией произнёс я.
— Тебе кажется, что у маркграфа нет возможности раскопать прошлое стража? — нехорошо усмехнулся колдун. — Ты родился в Арденау. Отец был сержантом в егерских войсках и погиб во время Третьей войны с Прогансу. Мать, истинная католичка, из талежских [39] белошвеек, убита мародёрами во время краткой вспышки юстирского пота. В пять лет ты оказался в приюте, в шесть — в Братстве. В молодости участвовал в двух военных кампаниях — против Прогансу, а затем против Гестанских княжеств. Показал себя неплохим солдатом. Засветился во время лисецкого бунта, когда вместе с другим стражем спас бургомистра от озверевшей толпы черни. Водишь дружбу с ведьмой и…
— Всего доброго, — рассеянно сказал я, потому что у входа в зал Проповедник махал руками и корчил страшные рожи.
Речь колдуна не тронула меня. Он, действительно, не сказал мне ничего нового и не узнал ничего тайного, так что я не стал слушать дальше и пошёл к душе, зная, что здесь слуга маркграфа не станет затевать скандал. Его взгляд жёг мне спину, но я плевать хотел.
— В чём дело? — спросил я у Проповедника.
— Гертруда тебя зовёт, она возле кареты. Поспеши. — Он выглядел встревоженным и напряжённым.
Старый пеликан на побегушках у колдуньи, которую ненавидит, это из ряда вон выходящее событие. Даже на миг не могу представить, что должно было случиться, чтобы он сподобился на такую жертву. Я не стал ничего у него спрашивать, чтобы не привлекать внимания окружающих своими разговорами с несуществующим, поэтому лишь мотнул головой, чтобы он шёл вперёд и показывал дорогу.
Пока мы шагали через комнаты, а затем по лестнице, ни один козлоногий анжгрис меня не остановил и не спросил, куда я направляюсь. Они стояли на карауле, сжимая трезубцы и глядя сквозь меня, словно окаменели. Несколько слуг, встреченных по пути и занятых доставкой подносов с пустыми бокалами на кухню, лишь поклонились.