Городок встретил нас погашенными огнями в домах, светились лишь окна внушительного постоялого двора и его пристроек. Именно этот свет я увидел на тракте.
— Наконец-то уют, — сказал Проповедник и, не дожидаясь меня, пошёл к дверям.
Мне же сначала пришлось разбираться с животиной, искать конюха, потом договариваться о комнате. Свободных не было, и хозяин предложил мне ночевать в сарае. Я резонно поинтересовался, зачем ему нужен замёрзший труп к утру, он подумал и согласился уступить мне собственное жильё, содрав за ночёвку втридорога. Я слишком устал, чтобы с ним торговаться, забросил на плечо сумку, сказав жуликоватому конюху, что если пропадёт седло и сбруя, то лучше и ему исчезнуть навсегда вместе с ними и не доводить меня до греха, и отправился вместе с хозяином на постоялый двор.
После чистого морозного воздуха помещение оглушило меня одуряющей духотой, запахом немытых тел, гулом, песнями полураздетой девки с грязной головой, вонью протухшего лука, подгоревшего мяса и кислого эля, впитавшегося в доски пола.
В косяк был воткнут ржавый нож, самое примитивное средство для распознавания нечисти, если наложить на него наговор. Три длинных стола занимали всё свободное пространство зала, и за ними теснилось множество людей. Они были одеты в платья благородных, куртки с гербами слуг, рясы монахов, плащи пилигримов, богатые шубы купцов и торговцев, камзолы странствующих наёмников, дублеты солдат регулярных войск, туники ремесленников. Зима собрала под одной крышей множество совершенно разных людей, которых совершенно не смущали теснота, плечо и локоть соседа, а также его запах.
— Скотный двор! — презрительно сказал Проповедник. — Пойду поищу более приличное место.
— Интересно где?
— В церкви, Людвиг. В доме Божьем. Сейчас там никого не должно быть, кроме святых образов и мышей. Куда лучшее соседство, чем эта свиная конура. Увидимся завтра.
Старый пеликан отчалил, только его и видели. Однако в зале были и другие души. Женщина с обожжённым лицом, словно в него ткнули поленом, и парень из купеческой свиты.
Трое типов характерной разбойной наружности резались в кости на самом краю ближайшего ко мне стола. Им хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что здесь ловить нечего, так что в игру меня не пригласили.
Судя по еде на столах, Великий пост здесь никого не смущал, и многие набивали желудки, несмотря на прошедшую Пепельную среду [53] и не дожидаясь конца марта. Лишь монахи, сверкая бритыми тонзурами, и странствующие пилигримы — заросшие бородами, в драной от долгого пути одежде — налегали на альбаландскую сельдь да карпов и линей.
— Будете есть? — спросил у меня хозяин.
— Карпа, в чесноке, без всякой квашеной капусты, — подумав, сказал я, решив, что рыбой здесь отравиться будет сложно. — Хлеб, мягкий сыр, зелёный лук есть?
— Угу.
— И молока.
— Молока?! — удивился он. — Молока нет, только эль.
— Вино найдёшь? Есть бутылки, которые закрыты не в этой коммуне?
— Пара нарарских припасена, если угодно господину. Один чергийский грош за бутылку.
Я посмотрел на него так, что он вздохнул и понизил цену:
— Четверть чергийского гроша, а еда будет бесплатной. К вину.
— Две бутылки, — сказал я, увидев вошедшего в зал. — И удвой порции. А ещё позаботься о кровати для моего друга.
Дождавшись утвердительного ответа, я пошёл навстречу человеку, который стряхивал с бобрового воротника куртки снег.
— Здравствуй, Иосиф, — поприветствовал я его.
Черноглазый старик с лёгкой рыжиной в щетине, посмотрел на меня и улыбнулся:
— Людвиг, сколько лет… Ты совсем не изменился, если бы не твоя борода. — Голос у него был резкий и неприятный, словно наждак.
Мы пожали друг другу руки.
— Это Герхард, — представил страж жмущегося к его ногам курносого мальчишку.
Тот неуверенно кивнул мне и моргнул покрасневшими глазами с пушистыми ресницами. Было видно, как он устал и как расстроен.
— Здравствуй, — улыбнулся я ему. — Хочешь есть?
— Да, — неуверенно ответил ребёнок.
— Идёмте, я уже позаботился о ночлеге и ужине.
Мы прошли через весь зал, и я поймал на себе взгляд человека, на голове которого красовался модный алый шаперон с декоративным петушиным гребнем. Несколько упитанный незнакомец был хорошо, я бы сказал, даже богато одет, у него имелась шпага и, как видно, тугой кошель. Поймав мой взгляд, он отвернулся и уткнулся в свой бокал с вином.
Мои инстинкты молчали, так что я лишь мысленно пожал плечами. Его я видел впервые, и от человека не веяло угрозой.
Комната хозяина постоялого двора не отличалась простором, но оказалась вполне уютна, с большой кроватью, и служанка как раз расстилала на полу матрас, сооружая дополнительную лежанку. Одна из стен помещения являлась стенкой печки, так что здесь было натоплено так, что я сразу же приоткрыл форточку.
— В тесноте, да не в обиде, — пробормотал Иосиф, расстёгивая куртку. — Ну и жарища. Герхард, не стой столбом.
Мальчик снял овчинный тулуп, аккуратно сложил его, пристроил на полке и осторожно сел на краешек стула. Я стал расшнуровывать ботинки.
— Я слышал про Пауля. — Иосиф подошёл к окну, заложив руки за спину. — Ты тогда с ним охотился?
Пауль был когда-то ближайшим другом стража, но лет пятнадцать назад между ними пробежала чёрная кошка, и с тех пор они не общались. Так что я несколько удивился вопросу, но ответил так же небрежно, как и он спросил:
— Да, в Солезино. Душа оказалась слишком сильной и хитрой.
— Жаль. Пауль, несмотря на всю свою любовь к власти, был хорошим стражем. Извини, если обижу, но мне кажется, магистром он стал бы куда лучшим, чем Гертруда.
— Мне не на что обижаться.
— Ну и славно. Откуда едешь?
— Застрял из-за снегопадов в Лезерберге, а так был во Фрингбоу. А ты?
— Из При. Везу мальчика в Арденау. У него яркий дар, было бы жалко потерять такой потенциал.
Герхард неуверенно улыбнулся. Мальчишка был порядком напуган, и я его понимал. Сам был таким, когда меня нашёл Иосиф.
В дверь стукнули, принесли на двух подносах еду, вино и, о чудо — они всё-таки расщедрились на стакан молока.
— Садись за стол, парень. — Я взял дело в свои руки.
Иосиф за всю свою жизнь так и не понял, что слишком строг с новичками, отчего им, и так оторванным от своих семей, становится ещё более одиноко.
Я поставил перед мальчишкой молоко и пододвинул тарелку с зажаристой жирной рыбиной.
— Вы тоже страж? — спросил он у меня.