Зарубин мог не знать, что подобную информацию наши разведчики направляли в Центр и из других стран. Но ведь от этого каждое отдельно взятое сообщение не становилось менее ценным. Советская разведка получила возможность убедиться, что Друг — это не просто псевдоним.
Каналы разведки все-таки неисповедимы. Откуда там, на Дальнем Востоке, взяться «телепатам», которые могли бы читать мысли Гитлера? Но ведь и Зорге свои сообщения не из Берлина слал. В дневнике Георгия Димитрова, к примеру, зафиксировано, что Чжоу Эньлай, соратник Мао, представитель ЦК КПК при гоминьдановском правительстве, передав в Москву по каналам Коминтерна сообщение о точной дате нападения Гитлера на СССР, «ошибся» всего лишь на один день — он назвал 21 июня. И эта информация, разумеется, тоже была почерпнута из окружения Чан Кайши. Так что не все Штирлицы сидели «под колпаком» у Мюллера.
Кстати, о Зорге. Друг встречался с Рамзаем, когда тот, корреспондент газеты «Франкфуртер цайтунг», приезжал в Шанхай. Они обменивались информацией, из которой вырисовывалась неизбежность войны в ближайшие недели. Стеннес не знал, что Зорге направляет свои сообщения непосредственно в Москву. Но Друг имел возможность продублировать их через Зарубина.
Поездка в Москву откладывалась. В конце концов Стеннес посчитал ее нецелесообразной на данный момент и попросил ускорить приезд жены в Китай. Настало время прощаться с Зарубиным. Друг сказал, что из идейных побуждений согласен информировать СССР по важнейшим политическим вопросам, и попросил дать ему для этой дели связника. Сотрудничество с советской разведкой тем самым выходило за рамки прежних, «джентльменских» отношений.
Война, которую Стеннес считал неизбежностью, стала свершившимся фактом. Новая ситуация — новые ориентировки.
Друг информировал советскую разведку о германо-японских отношениях, о политике Германии и Японии в отношении Китая. Важнее всего были прогнозы Стеннеса относительно того, выступит ли Япония против СССР. Информация Друга высоко оценивалась в Москве. Свои сообщения Стеннес передавал через оперативного работника легальной резидентуры в Шанхае Рогова, работавшего «под крышей» ТАСС.
На одну из встреч в конце января 1942 года Стеннес принес Рогову печальную весть, сообщив об аресте в Японии группы Рихарда Зорге.
— Не обвиняют ли арестованных в связях с СССР? — поинтересовался «журналист».
— Вам это известно? — слегка удивившись, спросил Стеннес.
— Нет, я пока не могу утверждать на этот счет ничего определенного. Но антисоветизм японцев заставляет предположить, что все постараются списать на «русский шпионаж».
Стеннес, прервав затянувшееся молчание, спокойно сказал:
— Японцы могут и меня арестовать.
22 января 1942 года Рогов отправил в Москву подробную шифротелеграмму, сообщив о разговоре с Другом и об аресте Зорге. Начальник внешнй разведки Фитин, получив ее, посчитал необходимым переправить Друга в СССР. Но в более высоких сферах это предложение не нашло поддержки. Посчитали, что наш источник никак не «засвечен» в глазах японцев.
Как посмотреть. Если в качестве источника—согласен. Но в качестве личного врага Гитлера... Фюрер Стеннеса не забыл и жаждал его крови. Риббентроп собственноручно начертал текст телеграммы в немецкое посольство в Китае: «Стеннес должен быть ликвидирован». Это как же должны были витать в облаках наши «сферы», чтобы с их высоты нельзя было узреть смертельную опасность, которая ходила за Стеннесом по пятам. С одной стороны, щупальца гестаповцев дотянулись уже до Китая. С другой стороны, к Вальтеру подбирались и их коллеги из японской тайной полиции «кэм-пентай».
Стеннеса в очередной раз спасли находчивость и кураж. Не дожидаясь ареста, он сам отправился к японцам. Официально заявил, что состоял на службе у Чан Кайши. Представители военной полиции оказались в замешательстве. Ход мысли у них был примерно такой. Япония — союзник Германии, а у Вальтера немало друзей в вермахте, к которому они, японцы, относятся с глубоким уважением. При этом большинство высокопоставленных японских чиновников и офицеров испытывали глубокое, почти инстинктивное недоверие к Гитлеру. «Ваше счастье, что вы сами явились к нам, — сказали ему позже. — Папка с вашим делом десятисантиметровой толщины. И мы уже приняли решение вас ликвидировать. Но ваше мужество и прямота нам понравились. Когда же вы упомянули, что и по сей день остаетесь монархистом и храните верность Дому Гогенцоллернов, то задели нас за живое. В этом есть что-то от самурайской преданности».
Гитлер, узнав, что Стеннес еще жив, вновь потребовал обезвредить его, устранить. Японцы выжидали. Они сообщали, что Вальтер находится под наблюдением, что он-де арестован, что за совершенный проступок он предстанет перед судом, что он содержится под стражей, и в конце концов, он «не приносит больше вреда». Но формулировалось это так, что при переводе с японского на немецкий возникало впечатление, будто Стеннес действительно обезврежен, т.е. уничтожен. Гитлер был доволен.
«Сегодня я думаю, — вспоминал позже Стеннес, — что как раз эти приказного характера требования моей смерти со стороны Гитлера разозлили японцев и побудили их оставить мне жизнь».
После этого смешно читать о размашистой резолюции одного из представителей нашего высшего руководства, не поставившего даже подписи на поступившей из Китая шифротелеграмме, касавшейся Стеннеса. Сообщение поступило в Москву еще до капитуляции Японии, и в нем высказывались соображения о полезности включения Друга в Национальный комитет «Свободная Германия». Резолюция одним махом перечеркнула судьбу Друга и личного врага Гитлера: «Источник переоценивает личность Стеннеса».
Не чувствуя поддержки, Стеннес поделился с Роговым сомнениями в целесообразности своего возвращения в Германию. Позже, в начале 47-го, встретившись с Роговым, Друг рассказал, что на него буквально наседали американцы с предложением работать на них во вновь создаваемой немецкой разведке (будущей «организации Гелена»). Американцев Стеннес невзлюбил, когда еще только приехал в Китай, — по разным причинам. И сейчас отказался сотрудничать с ними наотрез. А вот люди из советской разведки ему приглянулись. Через жену Стеннес передал Рогову записку с берлинским адресом на случай возобновления контакта. А сам с войсками Чан Кайши отбыл в 1948 году на Тайвань.
...В середине июня 1949 года Вальтер Стеннес перешел германо-голландскую границу на том же самом КПП под Гронау, где 16 лет назад расстался с родиной. Вскоре он нашел себе дело. С конца 1951 года Стеннес стал выпускать информационный бюллетень по вопросам внешней и внутренней политики, который был адресован представителям промышленных и финансовых кругов. При этом он строго следовал идее экономического возрождения Германии при ее полном отказе от милитаризации. Друг обзаводился новыми связями, но не забывал и о старых. Стеннес несколько раз встречался с представителями аппарата уполномоченного КГБ в Берлине. Он сам предложил продолжить сотрудничество с советской разведкой на «чисто немецкой основе», действуя, как пояснил он, в национальных интересах Германии. Для него, впрочем, нашлось бы немало работы в общих интересах.