Официантка весело рассмеялась:
– Ее ноги «ушли», а крылья «улетели». А вообще не задавайте глупых вопросов. Есть кому, кроме вас, ее остальные части съедать. Ешьте шеи этой утки.
– Я понял, это специально выведенная порода для Афгана! Называется уткашея! – радостно подскочил за столом Невский.
– Пусть так и будет! Извините, мне надо работать, сейчас вам компот принесу.
– Но все-таки, как к вам обращаться? Вдруг понадобится вас найти.
– Вот и зовите Уткашеей. Мне название понравилось. Так и буду для вас именоваться, – она подмигнула всем сразу и быстро ушла.
Компот офицеры пили уже на ходу, взяв стаканы с подноса Уткашеи.
С тех пор так и повелось. Садиться старались за столики этой официантки, быстро вычислив их. Впрочем, частенько ей приходилось обслуживать и столики отсутствующих подруг. Зыков каждый раз неизменно приветствовал молодую женщину:
– Привет, Уткашея!
Она в ответ всегда улыбалась. Это была очень красивая женщина. Стройная длинноногая фигура, большие зеленые глаза, четко очерченный рисунок припухлых губ, длинные темно-каштановые волосы, которые она во время работы собирала в «конский хвост» и прятала под белую в горошек косынку. Она почти не пользовалась косметикой, в отличие от многих ее подруг, иногда чересчур раскрашенных, как индейцы, вышедшие «на тропу войны». А еще она выделялась своим гордым видом и достоинством. В ней ощущалась большая внутренняя культура, какой-то крепкий стержень внутри. Женщина явно умела «себя подать». Было вообще не ясно, что делает эта «экзотическая бабочка» в грубом мире войны.
Еще она любила стихи. Иногда цитировала, ставя тарелки с едой на стол перед очередным клиентом. Чаще это были Пушкин, Некрасов или Есенин. Например, протягивая тарелку с гречей, она могла сказать задумчивому офицеру: «Нет: рано чувства в нем остыли; ему наскучил света шум; красавицы не долго были предмет его привычных дум». Она никогда не повторялась, видимо, знала наизусть всего «Евгения Онегина». Или, подавая дымящуюся тарелку с супом, она говорила офицеру: «Славная осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит; лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар лежит». И в чудовищной жаре строки Некрасова, казалось, освежали, будя воспоминания о далекой родине. Есенин шел «на ура», стоило ей сказать, например, «Белая береза под моим окном», – как уже кто-то подхватывал: «Принакрылась снегом, точно серебром».
Впрочем, многие офицеры не обращали внимания на стихи, кому-то это нравилось, кто-то пытался угадать автора, чаще ошибаясь, а некоторые вообще тайком крутили пальцем у виска. Что, мол, возьмешь с «ушибленной»?
Как-то Невскому она сказала: «И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…» Он сразу подхватил, узнав своего любимого поэта Лермонтова: «Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят – все лучшие годы!». Это – Михаил Юрьевич».
– Браво, доктор! Вы знаете поэзию. Это отрадно, – и помчалась дальше с подносом тарелок.
Даже опытные ловеласы («Что ты, дорогой! Бабы бояться?!») остерегались приставать к ней с назойливыми ухаживаниями, боясь встретить достойный отпор – она была очень «остра на язык». Тем более не рисковали хватать за «мягкие места», как это делали с другими девушками.
Такое общение медиков с Уткашеей продолжалось уже более двух месяцев. Кажется, она даже запомнила Зыкова и Невского. При встрече, по крайней мере, приветливо улыбалась.
4
– Очень приятно, Марина. Теперь я, по крайней мере, знаю ваше имя. – Невский прошел к столу, поставил на него тяжелую медицинскую сумку, сел на табурет.
Честно говоря, офицер был немного смущен – никак не ожидал, что его пациенткой станет именно эта женщина. Не зная, с чего начать, стал рассматривать большого пушистого рыжего кота, который лежал в ногах Марины поверх одеяла.
– Как зовут красавца? Откуда он у вас?
– Это Маркиз, мой преданный рыцарь и защитник. Он меня в обиду не дает. Более полугода у меня. Знакомый офицер еще котенком привез из рейда. Представляете, нашел его в разрушенном кишлаке у горящего дома. Тот ходил, не спеша, среди огня и дыма, а кругом пули свистят, снаряды рвутся неподалеку. Ничего не боится! Настоящий «бойцовый» кот.
Невского осенило (в голове сложились отдельные детали: кот – «рыжая бестия», официантка Марина), он поспешил уточнить:
– А это не ваш кот покусал примерно полтора месяца назад одного майора? Он у нас почти месяц пролежал, куча болезней обострилась.
– Он самый. Так этому нахалу и надо – не будет ко мне приставать. Бог шельму метит. А бедненькому Маркизу тоже досталось, но он не отступил. Говорю вам, он – боец!
Марина села на кровати, погладила кота. Невский тоже протянул руку, но тут же отдернул – кот угрожающе зашипел.
– Однако – характер!
Врач почувствовал себя увереннее. Можно было приступать к основной цели визита. Александр достал толстый журнал «Вызовы дежурного врача». Поставил дату – 15 октября 1982 года. В графе «паспортные данные» приготовился записать:
– Марина, назовите вашу фамилию и год рождения.
– Голенькая, 1955 года рождения. Да, уже старая.
– Я же серьезно вас спрашиваю. К чему эти шутки! И что значит «старая»?! Я вот тоже этого года, но не считаю себя старым.
Женщина молча открыла свою тумбочку, покопалась в ней, затем протянула темно-синюю книжечку с гербом и надписью: «СССР. Служебный паспорт». Точно такой же был у Невского и у всех, кто пересекал границу страны. Открыл, прочел. Действительно, Голенькая Марина Станиславовна. Родилась 7 ноября 1955 года в Ярославле.
– Удостоверились? Только правильно ударение в фамилии надо на втором слоге ставить, но все говорят иначе. Я уже сама привыкла. Украинская фамилия, от папаши досталась. Так и живем с мамой «Голенькими». А что касается возраста, то у нас с вами разные представления. Для мужчин это и ничего, а вот для нас, женщин, двадцать семь…
Невский записал ее данные в журнал. Чтобы сгладить неловкость, он спросил:
– А каково это иметь день рождения в большой общий праздник?
– А ничего хорошего! Поэтому я всегда не любила свой день рождения. В школе надо было обязательно на демонстрации ходить классом. Это пешком по всему городу тащиться туда и обратно, транспорт не ходит. Тоже и позднее в институте. Домой приходишь еле живая, уже не до дня рождения. Работать стала – снова эти демонстрации. Жуть, одним словом.
Покончив с формальностями, Невский приступил, наконец, к своей работе.
– Что вас беспокоит?
– Извините за столь интимные подробности, доктор. Стал болеть живот еще четыре дня назад, потом появился понос. Два дня промучилась, но сегодня пока не было. Девчонки говорят, что это дизентерия. Правда?