Между тем Петр вновь произнес своеобразный монолог. Причем на этот раз он обошелся без вопросов себе.
– «Смерть – это Божий дар. Как и рождение. Это логический итог нашего земного существования. Достойную смерть надо заслужить. Конец – делу венец. О нашей жизни будут судить по нашему концу. Это не трагедия, как ее преподносят в некоторых изданиях. Не грязное удовольствие, как показывают в бездарных фильмах. Смерть – святое таинство, перерождение души. И от того, как это произошло, зависит судьба последующих поколений. Да, это невосполнимая сердечная утрата, особенно для близких. Но воин должен быть готов принять ее, как высшую награду от Бога, иначе значение воинства теряет смысл. А примеры о несломленном духе наших воинов не выдумка. Это правда. Мне есть, с кого брать пример».
Капитан замолчал. Молчали и все в палате. Потом сразу несколько человек обратились к Копейкину с вопросами. Но ответов не последовало. Офицер вновь погрузился в раздумья.
Закончился праздничный день вновь «розовыми уколами». Обитатели палаты дружно отошли ко сну.
3
Утром, к большой радости, в первую очередь самого старшего лейтенанта Сомикова, прилетел специальный борт за ним. Для эвакуации раненых на большие расстояния применялся самолет ИЛ-76 МД «Скальпель». На нем и отправили Сергея на дальнейшее лечение в Ленинград. Возможно, этим же рейсом отправили и несколько других тяжелораненых. Распоряжение командующего было исполнено в срок. Хотелось верить, что жизнь обожженного офицера теперь будет спасена.
На освободившееся место уже днем перебрался офицер-десантник. Он сам пожелал поселиться в палате медиков. Ребята с радостью приняли Александра Кроху «в свои ряды».
Первым делом Саша вновь принялся за чтение писем для Петра. Многие послания супруги Копейкина запомнились уже хорошо.
Выполнив такую важную работу, Кроха решил для всех почитать выдержку из книги. Ее принес специально для десантника прикомандированный подполковник из Ленинграда. Борис Владимирович уверял, что это должно прийтись по душе. Откуда здесь взялась эта потрепанная книжка древнего мудреца Марка Аврелия, оставалось только гадать.
Прокашлявшись для солидности, офицер-десантник стал читать: «Врач прописывает одному больному одно лечение, другому – другое, так и Провидение прописывает нам болезни, увечья и прискорбные потери.
Как предписания врача клонятся к восстановлению здоровья больного, так точно и случайности, которым Провидение подвергает человека, клонятся к нравственному оздоровлению его, к восстановлению связи его оторванного личного существования с общей жизнью всего человечества.
Итак, принимай все то, что выпадает тебе на долю, как принимают больные лекарства врача. Восстановление здоровья тела – вот смысл этих горьких лекарств, но ведь для всеобщей разумной природы сохранение каждым существом своего назначения так же важно, как для больного сохранение здоровья тела.
Поэтому тебе надо приветствовать все то, что с тобой приключается, даже самое горькое, ибо смысл таких случайностей есть здравие и цельность мироздания. Природа, живая разумом Бога, действует разумно, и все, что от нее исходит, безошибочно содействует сохранению единства».
Никто еще ничего не успел сказать, как раздался голос капитана Копейкина:
– Немножко заумно, но сказано хорошо. Соглашусь, пожалуй, с этим самым Аврелием. А ты ведь давеча читал письма моей жены? Почитай еще.
После непродолжительной тишины, все раненые бросились поздравлять Петра, перебивая друг друга. Сам капитан так ничего из этого и не понял. Он был уверен, что только недавно беседовал с товарищами по несчастью. Около трех недель жизни выпали из его памяти.
Но это была победа! Все обитатели палаты не скрывали своей радости. Больше всех, конечно, радовался Александр Кроха. Его «метод» сработал!
…В последующие несколько дней февраля один за другим на долечивание в Союз были отправлены капитаны Александр Кроха, Петр Копейкин, Николай Красько, а также младший сержант Юрий Пшенко. Их места заняли новые тяжелораненые. Война по-прежнему продолжала калечить души и тела солдат и офицеров Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане.
…Наступил март. Невский научился-таки писать левой рукой. Теперь смог самостоятельно изложить каракулями свои новости. Он с гордостью сообщил, что «пишу сам левой рукой» (правда, это больше было похоже, что «писала курица лапой»). По его словам выходило, что «лечат меня здесь хорошо. Сделали операцию, косточки на кисти сопоставили, опять наложили гипс. Теперь все идет по плану, хожу в гипсе, но по срокам лечения здесь, в Кабуле, больше держать не будут, на долечивание многих отправляют в Союз. Вот и меня на днях отправят в Ташкент. Уезжаю дней через пять. По приезду туда я и напишу, сообщу новый адрес. Погода в Кабуле холодная, кругом снег лежит. Но в палате тепло, отсыпаюсь, читаю, смотрю телевизор».
Сочиняя эти строки, Александр был уверен, что поступает правильно. Зачем расстраивать своих близких суровой правдой. Успеют еще напереживаться о нем при встрече. А встреча будет обязательно! В этом Невский не сомневался.
А закончил письмо Александр радостным аккордом: «Приехал ко мне товарищ из Кандагара и привез пачку писем, в том числе пять твоих, Наташа: от 7, 14, 16, 20, 24 февраля. Это ли не праздник! Большое спасибо за письма и поздравления! До свидания. Сюда мне уже не пишите. Целую крепко. Саша. 03.03.1984 г.».
…Очередной санитарный самолет увозил Александра Невского из Кабула утром 8 марта. Это была последняя встреча со столицей Афганистана. Утренний Кабул жил своей жизнью.
Проститься со старшим лейтенантом к самолету пришел капитан Рудов, начальник медицинской службы 70-й отдельной мотострелковой бригады. Он был вызван в Кабул для получения нового назначения – его переводили с повышением на новую должность в другую провинцию страны. Обнимая на прощание лежащего на носилках Невского, Василий Васильевич обещал, что никогда не забудет своего сослуживца… (Спустя несколько лет в газете «Красная Звезда» офицер подробно описал историю ранения хирурга из Кандагара).
«Пустыни иссушающий угар —
Здесь где-то рядом Регистан под боком.
Лежит средь горных кряжей Кандагар
Под чуждым солнцем сдавленным упреком».
Скрипник С.В. «Кандагар!»
1
С поднебесья звучал похожий на стон крик грифа. Вскинув блестящие от пота лица, солдаты посмотрели вслед ширококрылой черной птице. «Одинокий стервятник в такую рань – добрый знак или плохая примета?» – подумал один из них и, ничего для себя не решив, молча, шагнул вперед. За ним цепочкой шла вся их боевая группа – разведчики с полной выкладкой шли на задание…
Зоркие глаза грифа заметили что-то на земле. На окраине пустыни лежит издохший верблюд. Трудности путешествия изнурили его, и он, совершенно изможденный, упал, чтобы больше не вставать. Хозяин оставил его лежать нетронутым, так как обычаи страны запрещают употреблять самую незначительную часть умершего или даже убитого без ритуала животного. Вороны первыми заметили добычу, и вскоре скопилось значительное количество этих вездесущих птиц. Они хотя пытаются клевать тут и там павшего зверя, но его толстая шкура слишком тверда для их клювов, птицы не в состоянии оторвать себе большие куски. Заметив в пустыне сборище, гриф тотчас же соображает, что добыча найдена. Он падает вниз с необыкновенной высоты и, наверное, убился бы, если бы вовремя не раскрыл сложенные крылья, чтобы остановить падение.