Они нашли Парня-Парня между развалинами стен. Он лежал с изрешеченной спиной. Между руинами встали два штурмовых орудия. Третье штурмовое орудие — слева и четвертое штурмовое орудие — справа с секторами обстрела в направлении равнины.
Вторая атака танков последовала двадцатью минутами позже. На этот раз русские прорвались. Подбитые штурмовые орудия остались стоять между развалин. При подсчете подбитых Т-34 Блондин сбился на одиннадцати, так как русская пехота подошла очень близко. Видимость была плохая. По лощине ползли клубы дыма от подбитых танков, окутывали развалины и холмы. Дымка, клубы густого черного дыма, поднятая взрывами пыль, и постоянно появляющаяся из них пехота.
Блондин увидел русских только тогда, когда взорвались ручные гранаты и их осколки застучали о камни, за которыми он укрывался. Русские опять атаковали плотными кучками. Тем хуже для них, что они до сих пор не могут оставить эту дурную привычку. С плотной кучкой всегда легче расправиться, чем с солдатами, соблюдающими во время атаки большой интервал друг от друга. Их упрямство смешно или удивительно. Они доходят до определенного места. И всегда, после того как эту кучку людей сметает пулеметным огнем, появляется новая.
Неисчерпаемый арсенал людей. Что случилось с танками? Опять гренадерам приходится подбивать атакующие боевые машины с самого близкого расстояния. После грохота ручных гранат, после автоматных очередей — отвратительный лязг ударов саперными лопатками. Самое бесчеловечное из бесчеловечного! Если один линкор топит другой, то в первую очередь тонет корабль, во-вторых, уже думают о паре тысяч человек команды, а в-третьих — об обстоятельствах их смерти: сгорели, задохнулись, утонули. Подводная лодка топит торговый пароход, оценивающийся цифрами тоннажа. Истребитель сбивает вражеский истребитель или бомбардировщик. Всегда на первом месте — машина и ее тип. Только когда пилот видит своего противника, висящего на парашюте, он начинает думать о людях. За количество сбитых машин дают орден. Не за двадцать пилотов, бортрадистов или бортстрелков, сгоревших в своих самолетах, изуродованных до неузнаваемости во время удара о землю. То же самое у артиллеристов или танкистов. Так или иначе, подбивают много Т-34. Так или иначе, рисуют белые круги на стволах пушек. Считают уничтоженные машины, а не людей. И только в пехотном ближнем бою все по-другому. Там человек идет на человека. Там люди друг друга бьют, колют, стреляют. Естественно, за это тоже награждают орденами. Но не за количество солдат противника, которых кто-то один застрелил, забил или заколол, а за участие. Он там участвовал, был в экономколичестве ближних боев, за это полагаются такие-то и такие-то ордена. «Видеть белки глаз противника» — так гласит официальное глупое выражение. В солдатскую книжку вносят не половину и не целые ближние бои, а для упрощения — дни ближних боев! Кто хоть раз видел удары лопаткой, как они наполовину перерубают шею, плечо или ключицу, кто слышал свист и хряск лезвия лопаты, врубающейся в мясо, вскрики и булькающий хрип пораженных, тот знает, что значит «видеть белки глаз противника», тот никогда не забудет, что он забил насмерть человека!
Блондин сосредоточился, собрался и стрелял точно. Выложил перед собой две ручные гранаты, чтобы их можно было сразу пустить в дело. Вставил новую обойму и высматривал сквозь пыль и дым новые ряды атакующих. «Ждать, подпускать поближе, еще ближе, чтобы их можно было видеть и сразу в них попасть. Вот сейчас. Выстрел! Голову в сторону, ждать. Снова появляются русские. Укрыться от осколков гранаты, голову выше. Стреляй и меняй позицию!»
После того как у Эрнста кончились патроны, он ударил прикладом русского по голове. Дерево разлетелось в щепки. Достал пистолет, выстрелил, споткнулся, собрался, заспешил назад. Блондин продолжал стрелять.
— Все, мой дорогой. Надо сматываться. Дело дурно пахнет.
Блондин выстрелил между двумя русскими. Они прыгнули в разные стороны. Один набежал на пистолетный выстрел Эрнста. Слева трое вскочили на остатки стены. Эрнст и Блондин выстрелили. Русский остановился, пошатнулся, поднял автомат перед бедром Блондина. Тот отскочил ему за спину. Почти вертикальный удар лопатки оставил страшный след. Эрнст крикнул:
— Сзади!
И Блондин из наклона нанес удар по кривой снизу вверх, почувствовал сопротивление и услышал вскрик. Он выдернул ручную гранату, прыгнул назад через стену, повернулся вокруг, ударился о каменную глыбу, увидел, как пули высекают фонтанчики пыли из стены, заметил остатки следующей стены, проследил, как через нее перекатывается Эрнст, вытащил вторую гранату, побежал, споткнулся, прыгнул боком через остатки стены, схватил ртом воздух, услышал тяжелые частые удары у себя в груди.
— Цыпленок, туда!
Рядом с Блондином лежали убитые русские. Он испугался: «Они погибли при нашей контратаке или уже прорвались?»
— Автоматы, Цыпленок!
Конечно! Это самое важное! Буквально спотыкаешься об оружие и не видишь его. Он закинул свою винтовку СВТ за спину, схватил русский автомат, проверил дисковый магазин и довольно кивнул. Эрнст от сжатого кулака поднял большой палец, потом указательный. Когда поднялся средний, они вскочили и побежали в тыл.
Куно и Камбала лежали в самом дальнем левом разваленном доме. Они стреляли до тех пор, пока не кончились патроны. Тогда они стали бросать гранаты. Когда Камбала бросил последнюю, то сказал:
— Все, Куно, бежим назад!
Они одновременно выскочили из укрытия и по открытой местности побежали к следующему дому. Куно увидел русских первым. В карманах брюк у него были еще две гранаты — неприкосновенный запас. Он выхватил одну и бросил в группу русских, прыгнул вправо, к стене следующего дома, и позвал:
— Ты где, Камбала?
Между двух разрушенных хат Камбала вел свой первый и последний ближний бой. Один русский покачивался, раненный в бок. Другой громко закричал, когда приклад ударил его в лицо! Потом другие набросились на Камбалу. Куно зажмурил глаза. Когда он их открыл снова, то увидел нескольких русских, добивающих лежавшего на земле Камбалу. И он услышал его крики. Он достал последнюю гранату, выдернул чеку, подождал и бросил. Это был его лучший бросок, и он улыбнулся, когда она разорвалась, улыбнулся и упустил свой шанс, единственный, остававшийся у него. При взрыве он должен был бежать, должен, но не мог. Он должен был увидеть взрыв, видеть, как один из них схватился за живот и упал на колени, как другой прижал руки к лицу и как сумасшедший забегал кругами, крича при этом, как ребенок, как он свалится на другого, пытавшегося ползти, но в результате головой уткнувшегося в землю. Когда Куно, наконец, вскочил и захотел добежать до следующей стены, позади него раздалась очередь. Он почувствовал сильные удары в спину и уставился стекленеющими глазами в серую потрескавшуюся стену, надвигавшуюся на него. Очередь швырнула его на камни. Его широко растопыренные пальцы заскользили по швам кладки. Пули били его, пригвождая к стене, как распятого. Когда первые русские гвардейские стрелки перебегали через короткое пространство между руинами, он медленно сползал, перекатился на спину, широко раскинув руки, рот его растянулся в улыбке, как будто он был доволен.