— Этого в яму, до особого распоряжения. Вечером к Селюкову на чай.
— В яму так в яму, к Селюкову так к Селюкову, нам татарам все равно, — проворчал Ильдар, оттаскивая в сторону лист ржавой жести и опуская в показавшуюся яму толстую веревку. Из темного чрева, похожего на могилу, потянуло запахом нечистот и человеческих испражнений. Толкнул Женьку к яме:
— Считаю до трех, кто не спрятался, я не виноват.
Обдирая ладони о жесткую поверхность веревки, Женька съехал вниз. Ноги оказались в чем-то густом и липком. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он присел на кусок картона, валяющийся в углу ямы. Рука нащупала несколько окурков, коробок со спичками. Сунул бычок в рот, несколько раз чиркнул спичкой. Отсыревшая сера крошилась, потом вспыхнула неярким, каким-то болезненным пламенем. Пока догорала спичка, Женька огляделся по сторонам. Яма была примерно метра три на четыре, глубиной метров четыре-пять. В одном углу стояло помятое ржавое ведро.
— Эй, Ильдар! Сколько мне здесь сидеть?
Жесть отъехала в сторону, в проеме показалось лицо часового:
— Называется это зиндан, а сидеть тебе здесь еще долго. В Чернокозово мы отправляем раз в месяц. Если тебя, конечно, раньше майор Селюков на свободу не отправит. Вчера он одного такого, как ты, освободил… от земных тягот. Тяжелый, сука, попался, пока до машины дотащил, взмок весь.
Слышь, а у тебя здесь кто-нибудь есть? Если есть, давай я сообщу родственникам, пусть деньги собирают на залог или жратву хотя бы принесут. Если до Чернокозова живым доберешься и там выживешь, поедешь в Пятигорский СИЗО или Ростовский. Оттуда вообще не скоро вернешься, вашего брата боевика суды не очень жалуют, на полную катушку сроки дают. А срок еще и прожить надо, а то может и конвой где-нибудь на этапе сапогами забить или братва на пику посадить.
— Да какой я боевик?! Три года назад приехал на заработки, а хозяин паспорт спрятал, да и пропал куда-то. Может, убили его, а может, уехал или в горы ушел.
Ильдар протянул:
— Ну смотри сам, мое дело сторона. Хотя при желании мог бы и водочки выпить, да и пирожками домашними закусить.
Солдат еще долго что-то бубнил про родных, которые должны приносить еду для задержанных и деньги для солдат, про то, что нужно тащить службу, а кто-то сейчас на гражданке развлекается с девчонками, про то, что вот он вернется из этой долбаной Чечни и потом…
Женька не слушал, в голове крутилась какая-то мысль.
— Ильдар, а кто такой Селюков?
— Селюков — это начальник разведки полка, третью войну уже тянет. Чехи за его голову сто тысяч зелени обещают. Лично со всеми пленными беседует. У него в Зою Космодемьянскую никто не играет, бесполезно. Жить все хотят, и все понимают, что если соврать, то он сам приговор вынесет и сам же его исполнит. Почему у нас в полку потери минимальные? Да потому что начальник разведки крови не боится и лично молодежь убивать учит. Не важно чем — ножом, палкой, гвоздем, куском проволоки. Когда майкопскую бригаду в Грозном убивали, многие даже не выстрелили ни разу, потому что убивать были не готовы. Побольше бы таких офицеров, как Селюков, и тогда бы все боевики уже давно в ямах сидели.
Женька сидел молча. Словоохотливый Ильдар сменился, сменивший его солдат молчал. Женьке тоже не очень хотелось разговаривать. Он ждал, когда его поведут на допрос. Время шло, но его никуда не вызывали. Стемнело. Женька молча смотрел на звездное небо, потом задремал, свернувшись калачиком на куске картона.
Проснулся он от холода и от того, что в яму сыпалась земля от спускаемой веревки. Незнакомый солдат весело скалил в улыбке зубы. От голода и неподвижного сидения в яме Женьку слегка покачивало. Только здесь, на свежем воздухе, он почувствовал, что тело и одежда пропитались запахом мочи и экскрементов. Уже привычно сложив руки за спину, он зашагал по тропинке. Несмотря на поздний час, полк напоминал муравейник. Работали двигатели машин, безостановочно сновали люди, раздавались крики команд и громкий мат.
Его привели в какую-то комнату, посадили на табуретку в углу. Конвоир стоял рядом. Из соседней комнаты слышался громкий голос:
— Да откуда я могу знать этого информатора. Селюков мне не докладывал, у него свои люди во всех селах. Взял разведчиков и на двух бэтээрах помчался на встречу. Обещал привезти информацию по банде Абу Тумгаева, но перед селом попал в засаду. Когда мне доложили, что идет бой, я выслал подкрепление, вызвал вертушки. Нет. Пока ничего не известно. Селюков убит, с ним еще восемь двухсотых. Добивали, суки, трое пропали без вести. Село зачищаем.
Некоторое время стояла тишина, мужчина в соседней комнате кого-то внимательно слушал, потом вслед повторил «конец связи», положил трубку и разразился громкой матерной тирадой. Как раз в это время Женькин конвоир, негромко покашляв, заглянул в слегка приоткрытую дверь:
— Разрешите, товарищ подполковник?
Грузный военный лет сорока — сорока пяти, с красными воспаленными глазами, раздраженно рыкнул на него:
— Тащи обратно эту падаль, не до него сейчас.
Женьку опять отвели в яму. Из обрывков разговоров он уже понял, что пока допросов не будет. Полк потерял начальника разведки и с ним одиннадцать бойцов. Личный состав подняли по тревоге для поиска банды, устроившей засаду.
Всю следующую ночь шел холодный дождь. Ржавые листы железа и куски рубероида почти не спасали от потока воды. Женька натянул себе на голову кусок одеяла, валяющийся в углу ямы. Он вжимался плечами в мокрые земляные стены, стараясь найти хоть какую-то защиту от холода и сырости. Неожиданно рядом с ним упала веревка.
— Ну ты чо, душок, спишь. Давай вылезай, на допрос тебя вызывают. И давай шевели булками, а то у нас не любят, когда опаздывают.
Недоспавший и тоже промокший солдат был зол, ему выпало стоять в карауле уже под утро, в самые сонные часы. А тут еще надо тащиться под дождем в штаб, конвоировать этого недобитого зверька. Часовой даже не задумывался, почему он причислил сидящего в яме человека к боевикам. Неважно, что он славянской внешности. На прошлой неделе приезжал особист из группировки, рассказывал, что у Шамиля Басаева в банде много наемников из Украины, Прибалтики. Есть даже российские офицеры, которые попали в плен, а теперь служат инструкторами. Или переодеваются в российскую форму и под видом федералов совершают убийства, грабят, насилуют. Поэтому бабы чеченские и не дают солдатам, презирают. Раньше, до Чечни, полк стоял в Астрахани, так по вечерам от местных путан отбоя не было. А здесь приходится воздерживаться, пойти некуда, да и боязно. Месяц назад двое контрактников пошли ночью баб искать, так и не вернулись, пропали.
Солдат ежился от холода, матеря вполголоса Чечню, в которой нет даже блядей, Шамиля Басаева вместе с Хаттабом, затеявших эту войну, командира полка полковника Миронова, который спит сейчас с контрактницей Маринкой, и этого урода, которого надо тащить на допрос.
В штабе горел свет. Часовой на крыльце глянул на Женьку безо всякого интереса и, не вынимая изо рта сигарету, пробурчал: