Из-за тишины и спокойствия на Людской появлялось искушение идти не скрываясь прямо по центру улицы.
Перемахнув через стену и оказавшись на Запретной территории, я немного не рассчитал и наступил на труп мертвого доралиссца, которого Гигант перекинул сюда с помощью пики. Пришлось тихо выругаться и тщательно вытереть кровь козлочеловека с подошв сапог. Нечего было привлекать к себе здешних обитателей раньше времени. Хотя теперь, после этого необъяснимого видения, после того как пройдена половина длинной и извилистой Людской улицы, я стал немного сомневаться в отношении слухов о заселенности Закрытой территории всякой нечистью и необъяснимыми, но жутко голодными тварями.
Планы старой части города, сделанные старательными карликами и добытые мной в Королевской библиотеке, оказались гениально точны. Я действительно очутился на широкой, полутемной Людской улице возле низенького здания со сгнившей деревянной дверью. То ли лавка, то ли дом цирюльника — по ржавой поблекшей вывеске судить было трудно. Я собрался с духом, на всякий случай воззвал к Саготу и пошел вперед, сверяясь с картой, находящейся у меня в голове.
Улица, как я и ожидал, была пустынна. Пустынна и… абсолютно нереальна, что ли. Да, в безликих щербинах окон тихо сопел задремавший летний ветерок, иногда скрипела и качалась насквозь проржавевшая вывеска на какой-нибудь из полуразвалившихся лавок. Возле одного из домов стояли сгнившие зимние сани, громоздились кучи мусора на мостовых — в основном части разрушившихся от времени жилищ и их кровель, — но вот жизни не было. Ни души, даже ни одного самого завалявшего скелета не то что человека, но даже лошади или собаки. Серый тусклый свет и бледное серебро полной луны создавали картину мертвого, давно покинутого мира. И еще одно — отсутствовал уже успевший стать привычным за три недели июня туман.
К моему неприятному изумлению, магическое зрение вдруг наотрез отказалось работать, как только я прошел по Людской пару десятков ярдов. Краски погасли, мир мигнул и распался на тени и тьму. Возникло сильное желание повернуть назад, я вдруг почувствовал себя беспомощным слепым котенком, заблудившимся в конуре злой собаки. Но с довольно ощутимым усилием призрак нежданно нагрянувшего малодушия я загнал далеко-далеко, в самую непосещаемую область головы, откуда он, тихонько протестуя и пища, попытался вернуться, но потерпел неудачу и заткнулся.
Очень надеюсь, что в Храд Спайне со мной такого не случится, иначе я пропал. Самое страшное, что вообще может случиться с человеком, — это вдруг оказаться в кромешной темноте в глубоких подземных залах, где неизвестно кто живет и неизвестно чего этот кто хочет от мирного путника.
Итак, я попал в мертвое и безлюдное королевство-кладбище оттенков серого и серебряного сна. Тихий звук ветра, поющего колыбельную домам-мертвецам, и запах затхлой старости были моими спутниками на Людской улице. Иногда, скорее инстинктивно, я резко оборачивался назад и, внутренне холодея, ожидал увидеть кого-то или что-то идущее за мной по пятам, но все было мертвенно-спокойно. Я шел, стараясь не шуметь, до предела обострившимся слухом ловя звуки летней ночи. Оглушающе давящая тишина в самый неожиданный момент вдруг вспыхивала и разлеталась огнем от просыпавшегося вдруг ветра. Только ветер, всего лишь ветер дул в черных провалах мертвых домов, с таинственным свистом выскакивал из подворотен, раскачивал хлопающие о стены домов сорванные ставни, дразнил дребезжащую жестяную кровлю и вновь смолкал, погружаясь в свой неспокойный и чуткий летний сон.
Лишь один раз непонятный, а оттого пугающий звук заставил покрыться спину холодными мурашками. Проходя мимо некогда богатого, покрашенного выцветшей зеленой краской дома, я услышал тоненький и сразу же оборвавшийся детский плач. Я замер, отпрянув к противоположной стороне улицы, слился с тенью и стал с тихим ужасом слушать. Окна первого этажа дома, откуда мне послышался плач, были заколочены, и звук, почудившийся мне, шел откуда-то со второго этажа. Я ждал, сердце учащенно колотилось, будто свободолюбивая птица, молящая, чтобы ее выпустили из тесной клетки. Ждал, слушал и боялся услышать этот детский плач, злой отчаянный крик голодного младенца, оставленного матерью на произвол судьбы, плач, которому не место в мертвом и страшном месте. Но было тихо, и я, выждав еще несколько минут, направился своей дорогой. Шел, поминутно оглядываясь, боясь поверить в то, что слышал. Постепенно страх отпустил и забылся под гнетом тревоги: как бы не случилась неприятность.
Я старался не выходить на середину освещенной луной улицы, но в то же время и не слишком сильно прижиматься к стенам мертвых домов. Они вызывали во мне какой-то инстинктивный детский страх, скорбно смотря своими разбитыми глазницами-окнами, скорбно зияющими на меня со всех сторон. Я ощущал, что дома были мертвы, именно мертвы.
В то же время они смотрели. По коже все время пробегали вереницы мурашек от буравящих меня взглядов. А может, взглядов и не было, а все это просто мое разыгравшееся воображение?
Очень хотелось плюнуть на все: на короля, Храд Спайн, карту и исчезнуть не только отсюда, но и из города. Меня сдерживала только угроза нарушения договора. Находящаяся по правую руку, за домами, Кладбищенская улица, шедшая параллельно Людской, не добавляла мне ни капли оптимизма. Я ежесекундно ждал чего-то, но это самое что-то не сильно спешило выползти на лунный свет, дабы напугать, а затем и сожрать невесть как забредшего сюда Гаррета.
Наконец-то я увидел дом судьи. Уж не знаю, действительно ли в этом здании жил судья или просто к дому приклеилось такое название из-за какого-то случая, но на городских планах эта серая трехэтажная громадина называлась домом судьи.
Вполне вероятно, что дом вправду был судейским, особенно если учесть, какие взятки брали в былые времена королевские судьи. Теперь все совсем по-другому. Сталкон прижал парочку нечистых на руку судей, еще парочку отправил в Серые камни, а самых невезучих — на эшафот. С тех пор судьи стали работать, как замысловатые механизмы карликов, — быстро и точно, а главное — честно.
Сразу за судейским домом, если верить тем же планам, находился узенький переулок, выводящий на улицу Сонной Кошки. Она, как и Кладбищенская, шла параллельно Людской, но по левую от меня руку. В принципе, можно было пройти дальше по Людской и выйти на Сонную по широкому Овсяному переулку, но до него надо было идти и идти, а Запретная территория являлась не тем местом, что располагает к долгим и приятным ночным прогулкам. Клянусь Тихими временами! Отсюда чем быстрее исчезнешь, тем лучше для здоровья, поэтому узкий переулочек как нельзя кстати срезал мой путь и сокращал опасное путешествие вдвое.
— Сожри меня Х'сан'кор! — выругался я вполголоса.
Стоявший по соседству с судейским жилищем дом развалился, и одна из рухнувших стен заполнила переулок, перекрыв мне дорогу на Сонную Кошку. К сожалению, я не был горным козлом, чтобы перебраться через все эти завалы. Тут и не к ночи упомянутый Вухджааз ногу сломит. Придется идти дальней дорогой. Мой взгляд упал туда, где в ночи таяли стены мрачных домов. Сколько еще идти до Овсяного переулка? Сколько раз придется сыграть с судьбой в кости, рискуя нарваться на неизвестно кого?