Выход нашли. Девку успокоили. Собрали ворох ненужных, ничего не стоящих польских злотых, добавили горсть алюминиевых пфенингов. На пальцах объяснили, что деньги большие, хватит купить новую одежду или поросенка. Девушка, спотыкаясь, брела прочь, она не пришла еще в себя от ужаса и судорожно сжимала в ладони потертые бумажки и серые алюминиевые монетки с изображением орла.
– Интересно, поверила сучка, что эти деньги ничего не стоят? – спросил кто-то.
– Русские тупые, – ответил пулеметчик. – Ей можно было сунуть фантики от конфет или подарить на память упаковки от презервативов.
Удачная шутка вызвала дружный смех.
На подступах к Сталинграду начались отчаянные бои. Высохшая за лето степь горела, лежали бесчисленные тела убитых – в основном, русских, но все чаще попадались и солдаты вермахта.
– Почему не убираете? – спрашивали у похоронщиков, показывая на безобразно раздутые на жаре тела камрадов.
– Не успеваем, – огрызались похоронщики. – Но мы стараемся. О вас позаботимся особо.
На глазах у пулеметчика стали грузить опухший труп. Внутри лопнуло, на землю потекло что-то тягучее, солдаты шарахнулись прочь от невыносимой вони.
– Чистенькими хотели до Сталинграда доехать, – смеялись над молодежью похоронщики, в основном, дядьки в возрасте.
В русских окопах блестели россыпи стреляных гильз. Из перемолотых гусеницами ячеек несло той же трупной вонью. Русские пушки были разбиты и сплющены, но артиллеристы, видимо, сражались до конца – неизрасходованных снарядов почти не оставалось.
То в одном, то в другом месте стояли обгоревшие танки, некоторые нового образца с удлиненными орудиями и дополнительной броней. Новая броня от русских пушек их не спасла. Из кузова грузовика пулеметчик мог проследить картину недавнего боя. Русские подпускали панцеры на сотню метров и поджигали из своих мелких противотанковых пушек.
Кое-где тела русских и немцев буквально сплетались. Здесь, возле брустверов и в траншеях виднелись следы недавних рукопашных схваток. Конечно, гренадеры действовали отважно и прорвали оборону. Но как страшны и обезображены были их лица, рассеченные саперными лопатками, головы, треснувшие от ударов кованых прикладов.
Все русские были вооружены винтовками со штыками. Четырехгранные, узкие, как иглы, лезвия оставляли совсем крохотные отверстия, но каждый солдат вермахта знал, что удары этих штыков приносят смерть. Чаще всего мучительную, так как русские били врага в живот, прокалывая кольца кишок, мочевые пузыри или поражая самое уязвимое место – солнечное сплетение.
В этом месте машины двигались, как назло, медленно, все было изрыто траншеями и воронками. И со всех сторон на проезжающих смотрели помутневшие от жары выпученные глаза, а черные рты были распахнуты в последнем крике.
Кто-то из знающих рассказывал, что в Красной Армии не хватает патронов, а штыковому бою солдат учат весь день, оставляя час-два на изучение трудов Сталина.
Грузный рыжеволосый солдат неуверенно хвалился, что со своим пулеметом он не подпустит русских ближе ста метров:
– Гляди, сколько их навалено из МГ-34?
– А вон и пулеметный расчет лежит, – ободрили его. – Тоже с МГ-34 воевали, а затем бежать пытались, но их штыками в спину добили. Когда несется такая орда и каждый из них выпил по кружке водки, русских уже ничего не остановит.
– Перед штыковым боем не следует есть горох, – учил другой умник. – Один удар – и все содержимое плещется у тебя в брюшине.
От таких разговоров становилось тошно. Допивали остатки рома или шнапса, курили одну за другой сигареты.
Почти в каждой деревне или хуторе вырастало кладбище – ряды крестов с касками наверху и аккуратными табличками с именами-фамилиями. Говорили, что позже их заменят на мраморные памятники.
Мало кто в это верил. Генералам, может, и поставят, а солдаты – отработанный материал. Как говаривал Наполеон – «навоз истории». Русские, конечно, войну проиграли, но и Германии она обошлась такими потерями, что не скоро дойдет дело до мрамора. Все это было давно, в славное время побед и жирной жратвы. Сейчас все по-другому. Мрачные развалины, темная холодная река, много погибших друзей, и ничего бодрого впереди. Русские поклялись, что не отступят за Волгу. Вдруг это так и случится? А когда река замерзнет, по льду хлынут резервные части, сытые, в полушубках со своими начищенными штыками, к которым прибавилось немало пулеметов.
Пулеметчик наклонился и, загораживаясь воротом шинели от пронизывающего ветра, прикурил сигарету. Внезапно он почуял опасность, сделал движение, чтобы обернуться, но шею рванули с такой силой, что хрустнули позвонки. Нож вонзился ему в грудь. Сержант Черных осторожно опустил тело на дно окопа и быстро выпрыгнул наружу.
Во взводе очень бы пригодился пулемет. Тем более нового образца МГ-42 с оптическим прицелом, но тащить на себе лишнюю тяжесть было не с руки. Можно захватить на обратном пути. Только лучше не загадывать – будет ли он вообще, обратный путь.
Неподалеку резко хлопнул миномет. Зазвенела, набирая высоту, мина. Следом еще один хлопок, и все вокруг заполнилось ярким светом. Ракета медленно опускалась на парашюте, и длилось это долго.
Группа, растянувшись цепочкой, продолжила путь. Ночью, когда становилось относительно тихо, более отчетливо плыли запахи дыма, нефти, разлагающейся плоти, горелого железа. Временами ветерок с Волги, разгоняя вонь, приносил дух сырости, водорослей и нахолодавшей за последние недели воды.
Доты чаще всего оборудуют немного в стороне от основной линии траншеи. Обстреливают их гораздо чаще, и если пулеметчики могут отсидеться под толстым слоем бетона и кирпичей, то солдаты в землянках и легких блиндажах несут немалые потери.
Этот дот тоже находился в стороне от траншеи и кирпичных нор. Такое положение немного облегчало задачу, но какое-то охранение и наверняка мины поблизости имеются.
– Кажется, здесь, – прошептал сапер, показывая рукой в темноту.
– Давай присмотримся, – опустился на корточки Черных.
Но развалины выглядели одинаково. Гребень стены, который выбрал для ориентира сержант, ничем не отличался от соседнего. Амбразура пряталась в темноте.
– Кажись, вон там, – неуверенно подтвердил свою догадку сапер.
Ермаков дождался очередной ракеты и тоже узнал место. Гребень развалило снарядом, но амбразура различалась хорошо, по-прежнему прикрытая заслонкой. Боятся, что запустят гранату, а наблюдатель находится где-то рядом.
Двое бойцов, держа автоматы наготове, полезли по уступам вверх. У одного из-под ботинка вывалился кирпич. Раздался возглас на немецком языке. Бойцы замерли, вжавшись в груду кирпича. Возглас повторился, уже с угрозой. Требовали откликнуться или назвать пароль. Шипя, взлетела новая ракета. При ее свете Андрей увидел немца в громоздкой теплой шинели с автоматом в руках.
Тот, который запускал ракету, теперь держал наготове гранату, готовясь выдернуть запальный шнур. Оба бойца из взвода Палехи непростительно медлили. Если их даже не заметили, то немцы не успокоятся, пока тщательно не проверят подходы. Свет ракеты начал меркнуть, немец рванул шнурок, и почти одновременно выстрелил Ермаков.