— Р-р-р-а-а-а! — волной прошло по рядам зрителей. То, что случилось дальше, произошло очень быстро… Фонарщик подался назад, Мейло тут же оказался рядом, собираясь атаковать… Следующий удар я пропустил, понял только, что Мумр оказался быстрее и ударил навершием меча в грудь Мейло.
Зрители ахнули, загудели. Клянусь Саготом, даже я услышал, как хрустнула кость!
— Есть! — выдохнул Халлас, не отрывая взгляда от боя.
Мейло вскрикнул от боли, попятился и прижал левую руку к груди. Фонарщик шагнул вперед, подхватил Мейло за лодыжку выставленной вперед ноги и резко дернул вверх. Рывок за ногу заставил Мейло потерять равновесие. Фонарщик отбросил свой клинок в сторону и освободившейся левой рукой нанес сильный толчок в грудь соперника, ускоряя его падение. Труг всем своим весом рухнул на утоптанную площадку, стукнувшись спиной и затылком о землю. Кажется, боец Балистана Паргайда на миг потерял сознание, по крайней мере, он лежал без движения, хотя и продолжал сжимать правой рукой меч.
Мумр подобрал свой клинок, наступил на вражеский биргризен, бросил быстрый взгляд на Альгерта Далли и с силой вонзил меч в грудь попытавшегося встать Мейло, пригвоздив соперника к земле. Мейло дернулся и затих. Под воином стала растекаться кровавая лужа.
Фонарщик с усилием вырвал меч, отошел на несколько шагов от тела проигравшего, поклонился, покачнулся и, морщась, уселся прямо на землю, прижав руку к животу.
Альгерт Далли встал со своего места, и его голос разнесся над всем двором:
— Сталью, огнем, кровью и волей богов подтверждаю — суд свершился и виновный наказан! Да будет так!
— Что значит наказан?! - взревел взбешенный Балистан Паргайд.
— Вы сомневаетесь в суде Сагры, милорд? — Бровь Альгерта Далли удивленно поползла вверх.
— Нет, не сомневаюсь, — пересилил себя граф. Что-что, а дураком Балистан Паргайд не был.
— Хорошо, тогда я приглашаю вас на праздничный пир по поводу свершения суда.
— Благодарю, — скорчил рожу граф Паргайд. — Но у меня слишком много дел. Я и мои люди уедем немедленно.
— Как вам будет угодно, милорд! — Альгерт Далли не собирался задерживать графа. — Удачной дороги.
Граф Балистан Паргайд ответил на эти слова раздраженным кивком и, даже не посмотрев на тело Мейло Трута, покинул площадку.
Между тем лекарь уже крутился возле Фонарщика. Мумр болезненно морщился и шипел, пока лекарь смывал с его бедра кровь. Рядом суетились Дикие. Халлас вообще был доволен так, будто победа над соперником была только его заслугой.
Над Мумром склонилась Миралиcса, небрежный жест рукой — и лекарь, поклонившись, отошел в сторону, предоставляя эльфийке право осмотреть воина.
— Ты знаешь, Гаррет-баррет, — Кли-кли задумчиво откусил морковку. Меня немного беспокоит наш общий друг — Балистан Паргайд. Две недели гнаться за нами и так отступить. Он слишком легко сдался, не находишь? Да и Лафреса куда-то запропала… Ой, чую, готовят нам какую-то гадость!
— Жуй свою морковку, Кли-кли, и помалкивай. Пусть Алистан с Миралиссой беспокоятся, — сказал я ему, наблюдая, как эльфийка залечивает рану Мумра.
Но на душе отчего-то было неспокойно…
В этот день Фонарщик стал героем замка. Не секрет, что жители Пограничного королевства больше всего ценят в человеке умение владеть оружием, а Мумр сегодняшним утром доказал, что обращаться с мечом он умеет. Так что весь день воины замкового гарнизона ходили перед Мумром на цыпочках, словно тот был сделан из тончайшего низинского фарфора.
Этим вечером милорд Альгерт Далли устроил пир, где собрались все воины замка. Мумра посадили на самое почетное место, навалили вокруг него еды на целый полк, да и мне с Дикими перепало от славы Фонарщика. Сидели мы рядом с ним, за одним столом с высокородными. По мне уж лучше забраться в самый темный угол зала, за дальний стол, а то чувствуешь себя как на еже. Кажется, проще всех было Халласу и Делеру, эта парочка, не смущаясь, пожирала и выпивала все, до чего могли дотянуться их руки, оглушительно рыгала и ежесекундно лезла в спор друг с другом.
От многочисленных тостов за милорда Альгерта, его прекрасную дочь, милорда Алистана Маркауза, славных эльфов, мастера Фонарщика, смерть оркам, Пограничное королевство и прочая и прочая и прочая уже кружилась голова. Делер раскраснелся от выпитого, Халласа тянуло в сон, Сурок еле ворочал языком и к вящей радости Кли-кли под визг высокородных барышень норовил запихать Непобедимого в кувшин с вином. Кли-кли радовался жизни и делился этой радостью с окружающими. Недовольны его выступлением были лишь личные дураки Альгерта Далли, смотрящие на маленького гоблина с плохо скрываемой завистью и ненавистью. Так, чего доброго, к концу праздничного вечера Кли-кли отмутузят.
Одно блюдо сменялось другим, песня шла за песней, и, когда сидение за столом стало просто невыносимым, меня толкнул локтем Медок, сидящий рядом:
— Слышал? Завтра с утреца выступаем, так что, если боги нам помогут, через два дня уже будем в Заграбе.
— Я не очень рад этому обстоятельству. По мне так за каменными стенами намного безопаснее, чем среди елок и палок, Медок.
— Безопасных мест нет, Гаррет, — хмыкнул Медок. — Смерть пролезет и сквозь каменные стены, тут уж кому как судьбой на роду написано. Помнится, одна ведьма предсказала Арнху, что он утонет. Арнх только посмеялся, а вон видишь, как все сложилось… Волков бояться — в Заграбу не ходить.
— Если бы там были только волки…
— Тоже верно, — согласился Медок, отхлебывая из кружки. — Я же говорю — судьба.
— Пойду-ка я спать, Медок. — Я встал из-за стола. — Насиделся я уже.
— Сиди, Гаррет-баррет, и дуй свое вино, — подскочил Кли-кли. — Нечего тебе судьбу искушать.
— В смысле? — уставился я на шута.
— Прошел слушок среди стражников, стоявших на воротах, что Балистан Паргайд уехал.
— И что?
— Когда он с отрядом сюда приехал, их было двадцать, а когда уехал, то отчего-то восемнадцать. Одного пронзил Мумр, итого остается девятнадцать. Куда делся еще один?
— Бледный! — Во рту у меня сразу пересохло. — Пожалуй, я выпью еще немножко.
— Правильно, — одобрительно кивнул гоблин. — Одному шастать по замку тебе противопоказано.
— Его пробовали искать?
— Шутишь? Ну полазили, поискали… В такой громадине можно мамонта спрятать, и никто не найдет, пока он не сдохнет и не завоняет. А уж о человеке и речи нет.
— И ты мне это говоришь только сейчас!
— Не хотел тебя расстраивать и портить аппетит. — Кли-кли невинно посмотрел на меня.
— Брысь с глаз моих долой. Ты хуже, чем чума-медянка!
— Не переживай ты так, Танцующий, мы ведь с тобой. Пожалуй, и я выпью за компанию, ты не знаешь, если я у них попрошу, мне принесут молока?