— Мы, — добавил он, — в полном огорчении.
Генерал тоже был огорчен. Но вопрос с мостом был таким образом решен.
В ту же ночь наши последние сомнения были сняты. В Мошнах в нашем распоряжении был взвод из пяти десятков русских, бывших военнопленных, добровольно вступивших в ряды немецкой армии.
До этого момента они были очень дисциплинированными и преданными, но ошибкой было послать их воевать на родину. Их кровь сработала. Через три месяца раса, пресловутая раса, взяла свое.
Они подолгу разговаривали с местными жителями, наши офицеры не понимали ни одного слова из этих разговоров. В конце концов партизаны договорились с ними. В ночь с 1 на 2 февраля 1944 года эти русские, обслуживавшие наши пушки позади немецких порядков, скрытно уползли, как волки, к Ольшанке. Славный малый — валлонец, бывший в карауле, был тихо убит ножом в спину. Колонна беглецов, перешагнув теплый труп, спустилась в ров и пересекла реку.
Теперь напротив нас находилось пять десятков беглецов, живших в Мошнах три месяца и знавших наши позиции, наши орудия, командные пункты, телефоны и радио. Таким образом, в распоряжении советского командования находилось пятьдесят проводников.
* * *
Уверенные в себе, красные в восемь часов утра бросились в атаку. Первая атака началась за Мошнами между Лозовком и Днепром. Несколько десятков валлонцев, рассредоточенных в этих песчаных ландах, утонули и сгинули под градом снарядов за один час. В то же утро на КП бригады мы узнали, что Лозовок был атакован и захвачен.
Вторая рота, отброшенная от последних домов, была вынуждена перейти речку на южной стороне деревни на километр. Худо-бедно она закрепилась среди голой степи.
Оборона берега Днепра была безысходной: Лозовок, находившийся на песчаном взгорке, казался нам окончательно потерянным. Мы предложили дивизии привезти уцелевших из Лозовка в Мошны, где нашим малым силам угрожала наибольшая опасность.
Но приказы были безжалостными. Не только вторая рота не могла перегруппироваться и отойти к югу, но надо было немедленно контратаковать и отбить Лозовок, какими бы ни были препятствия.
Очень далеко, на том конце провода, едва различимый голос указал нам, куда ушла вторая рота. Я точно знал участок Лозовка. Я добился того, что мне приказали организовать контратаку. Я получил два танка и посадил на них группу решительных парней. Через реки дорожной грязи, простиравшиеся на сто метров в ширину, мы двинулись на восток. Повсюду торчали опрокинутые машины и ноги павших лошадей, наполовину увязших в грязи.
Вдалеке, там, где заканчивались степные заросли, поднимались вверх дымы боев за Лозовок. Мы перешли Мошны, где связные не могли пешком добраться до КП роты иначе, как только по самодельному переходу через грязь из двух десятков дверей изб.
Через три километра тряски среди ухабов и грязи наши танки дошли до склона, где закрепились уцелевшие в Лозовке. Враг бороздил болота и разлившуюся реку.
Мы приняли эти перемещения за атаку. Дивизионное командование обещало нам помощь в виде многих орудий. Они бы разнесли Лозовок своим огнем. После такой артподготовки мы бы двинулись вперед, поддерживаемые двумя нашими танками.
Было три часа дня. После многих перебранок по телефону артиллерия сообщила, что через двадцать минут она откроет огонь. Утопая в грязи, мы смотрели какое-то время на долину, по которой бегали несколько обезумевших лошадей и которую нам надо было преодолеть.
На востоке сигнальные ракеты, пересекшие небо, показывали нам, что наши последние части еще сопротивлялись у Днепра, хотя советские войска обошли их на многие километры.
Пули свистели беспрерывно. Враг засел на юге деревни, в двадцати метрах над речкой. Подняться туда было непросто.
* * *
Прогремел разрыв первого немецкого снаряда. Затем, через большой промежуток, другой. Их разорвалось восемнадцать. И все.
Мы настаивали. Тщетно. Невозможно было нам помочь, боеприпасы были на исходе. Оставалось удовольствоваться этой скромной закуской. Мы скатились с холма и бросились вперед через кустарники и поля, пересеченные быстрым и глубоким потоком шириной от трех до четырех метров.
Снаряды сыпались градом. Никто не поколебался, когда пришлось прыгнуть в ледяную воду. От рощицы к рощице, от перелеска к перелеску мы добрались до речки у подножия Лозовка.
Два наших танка, испещренные пулями, яростно бросились на избы, где засели советские солдаты. Дома пылали, взлетая один за другим. Красные убегали от изгороди к изгороди.
В пылу боя горстка валлонцев с отменным мужеством бросилась к деревянному мосту, связывавшему долину с дорогой, проходившей через деревню. Они пересекли мост и зацепились у подножия горы. Один боец с автоматом добрался до вершины. Другие под его прикрытием проползли по песку как змеи. Двадцать, тридцать валлонцев добрались до вершины.
Танкам, поддерживавшим пехоту, пришлось тоже двигаться к мосту. Но на щите у моста было указано: три тонны. Первый немецкий танк предпочел форсировать реку шириной метров двадцать. Русло было песчаное, и одна гусеница разорвалась. Танк оказался блокированным в воде.
Другой танк не стал атаковать в одиночку. Он выпустил еще несколько снарядов по домам, затем стал вытаскивать застрявший танк. Теперь мы могли рассчитывать только на артиллерию. Дом за домом рукопашными схватками деревня была взята.
В шесть часов вечера чудесные сизые, голубиного цвета сумерки смешали свою благородную расцветку с оранжевыми сполохами горящих изб. Последние часы в деревне Лозовок и среди этих бело-золотистых дюн, в конце которых Ольшанка завершала свое течение, вливаясь в Днепр среди больших желтых и зеленых островов…
Мы не увидим больше, как красная и фиолетовая заря зарождается на скалах из песчаника, где в течение нескольких недель скромно и гордо реял флаг нашей Родины.
Недолго оставались мы в раздумьях на берегу легендарной реки, огромной и сверкающей, спускавшейся к Днепропетровску, к бурым скалам, к дельте, к морю… Полевой телефон только что позвонил, тонко, голосисто; дивизия отсылала нас, диктуя новые приказы.
На левом фланге продвижение закончилось: две сотни последних немцев мотопехоты, прикрывавших наш фланг, обращенный к Днепру, отступили. Мы должны были покинуть Лозовок ночью, соединиться с двумя валлонскими ротами в Мошнах и отступить с ними утром на новые позиции южнее.
Наша атака ничего не дала, кроме разве что проверки мужества и дисциплины. Но мы остались последними из частей Восточного фронта, кто противостоял врагу на берегу Днепра! Мы долго вдыхали аромат реки, чувствуя, как бьется сердце. Мы смотрели на дрожащие серые отблески в сумерках, перевязанные серебряными нитями могучих вод реки. С легкой грустью уносили мы наш маленький флаг.
Через перекаты песков, болотистые поля, по вязким дорогам, мы уходили с нашими ранеными товарищами. Много раз оборачивались мы на восток. Там оставались наши сердца, они жили там. Наконец горящий Лозовок стал лишь красным угольком в ночи. Днепр! Днепр! Днепр!..