Мы свернули влево. Повсюду лежали недавно убитые немецкие солдаты.
Кругом была отвратительная грязь. Советские самолеты заходили на нас на бреющем полете. Мы бросались на землю, мы почти полностью погружались в грязь, пока эскадрилья не исчезала. Эти ныряния возобновлялись раз десять. Нам потребовалось три часа, чтобы пройти четыре километра вязких полей.
Наконец, мы вошли в Новую Буду. В деревне было тихо, как на кладбище.
Русских только что выбили оттуда неожиданным и радикальным ударом два полка вермахта. Противник оставил на местности прекрасные пушки и десятка два «Фордов».
Но эта неожиданная победа не особенно радовала. С юго-востока поднимались советские танки. Мы хорошо видели их продвижение по дороге. Они остановились в восьмистах метрах.
На следующий день, 14 февраля 1944 года, до рассвета мы должны были сменить два немецких полка, захвативших Новую Буду. Командир Липперт и я пошли узнать ситуацию на КП полковника, командовавшего сектором.
Этот переход под Новой Будой погрузил нас в горькие раздумья. Проселочные улицы деревни — две заезженные и разбитые параллельные дороги — были невероятно наполнены водой. Залитые колеи порой достигали полутора метров в глубину или даже больше. На скользких, как клейстер, откосах, чтобы продвигаться, надо было держать равновесие.
У немецкого полковника было мрачное настроение. Деревня была взята без боя: два полка скрытно подошли на исходе ночи и навели панику в лагере русских. Неприятель удрал, оставив даже орудия.
Но русские быстро пришли в себя. Контратака уже описывала огромную дугу с северо-востока до юга от Новой Буды. В соответствии с примитивным планом, Новая Буда была захвачена лишь на несколько часов, с тем чтобы защитить фланг огромной колонны, которая, овладев Шендеровкой, двинется к юго-западу.
Но Шендеровка не была еще окончательно захвачена. Теперь, когда неприятелю удалось затормозить немецкое наступление на два дня и ночь, за Шендеровкой надо было ожидать упорного сопротивления. Новая Буда из позиции на один день превратилась в главную позицию.
Если неприятель возьмет Новую Буду, ему останется лишь спуститься на четыре километра к западу, чтобы отрезать путь за Шендеровкой и создать нам завершающую катастрофу.
Этого удара и боялся немецкий полковник.
Во всяком случае, в нашем секторе мы располагали для обороны пятью танками и нашими последними пушками, правда, почти совсем без снарядов и с сильно затрудненной из-за грязи маневренностью.
Чтобы сменить три тысячи солдат двух полков рейха, которые отойдут к концу ночи, у нас была тысяча солдат-валлонцев, разношерстная армия поваров, бухгалтеров, водителей, механиков, каптенармусов, телефонистов вперемежку с судебным следователем, зубным врачом, аптекарем и вагенмейстером, все вперемежку в одно подкрепление в наши девять захудалых рот.
* * *
Офицеры штаба немецкого полка ждали, подперев головы ладонями, положив локти на стол. Никто не говорил ни слова. Немцы задавались вопросом, повезет ли им провести ночь без контратаки противника, а мы спрашивали себя, не постигнет ли нас неудача в виде атаки, как только немцы уйдут.
Настала ночь. В тумане подходили наши роты, потрепанные, оставив повсюду отставших в давящем битуме полей. Люди проникали в Новую Буду через любые избы. Большинство падали в угол, полумертвые от усталости. Самые стойкие подвешивали свою мокрую униформу со стекавшей черноватой водой к оранжевому огню из сухих кукурузных стеблей.
В два часа ночи раздались крики и стук в каждую дверь. Несчастные связные ходили по грязному месиву, собирая бригаду.
Мы прогладили наши одежды, жесткие, как брезент. Каждый как мог очистил от грязи свою винтовку или автомат. Холодной ночью сотни людей выходили из изб, непременно плюхаясь в воду глубокой дорожной колеи, шли зигзагами и с руганью.
Потребовалось около двух часов, чтобы кое-как собрать роты.
Бедные парни, блестящие от ила, изнуренные, без еды и питья, кроме грязной дорожной воды… Мы должны были провести их до окопов, откуда выходили, шатаясь, пехотинцы рейха.
Да, перед нами были они, не только европейские русские, но и монголы, татары, калмыки и киргизы, неделями выдерживавшие, как дикие звери, марш в песчаных землях, с привалами в густом лесу, грубой пищей, собранной среди мертвых полей, где прошлым летом росли подсолнухи и кукуруза…
Они были там, уверенные в своих набитых автоматных дисках по семьдесят один патрон, уверенные в своих тяжелых мортирах, уверенные в своих катюшах, чьи многочисленные разрывы наводили ужас в ночи. Они были там.
И пятнадцать танков тоже были там, и мы с тревогой следили за шумом их марша в черном воздухе.
Высшие немецкие офицеры, сидя перед нами, ждали пяти часов. Они показали нам диспозицию на карте. На северо-востоке на много километров простиралась пустота: с этой стороны невозможно было установить связь. На востоке и юго-востоке позиции были разбросаны по краю деревни, там, где накануне противник провел перегруппировку. Очевидно, никуда невозможно было сделать маневр. Пять танков оставались в нашем распоряжении, пять несчастных весьма изношенных старых танков: надо было довольствоваться тем, что оставалось.
Время приближалось к пяти часам. Вдруг немецкий полковник приказал замолчать: долгий, протяжный шум танковых гусениц поднимался в завершающейся ночи. Полковник встал, собрал свои карты, дал знак своему штабу. Его части, которые мы сменили, уже покинули деревню. Не было больше никакого смысла задерживаться в Новой Буде. Оставаясь с нами в заварухе, он рисковал бы быть отрезанным от своих солдат. Через мгновение полковник исчез.
Командир Липперт слушал, закрыв глаза. Шум танков прекратился, вновь наступила тишина. Вражеские танки завершили продвижение. И все. Прошло два часа, и ничего не происходило.
Наши боковые дозорные протирали усталые глаза, вглядывались в поворот холма, за которым укрывались советские танки. Очереди время от времени поливали деревню, где, выдвинутый вперед, оставался один наш КП. Это предвещало плохой конец.
В семь часов рокот танков на марше опять наполнил Новую Буду. Пять немецких танков двинулись, чтобы сменить позицию. Люди бежали по грязи, ничего не слыша, ни на что не глядя. Три танковых снаряда, выпущенных в упор, пересекли нашу маленькую избу. Все рухнуло нам на головы, и мы были наполовину погребены под обломками.
Получив в живот огромный бутовый камень, я с большим трудом поднялся, весь в соломенных опилках. С двух сторон от развалин дома с криком бежали солдаты. Советские танки преследовали их. Один из них уже обогнал нас.
Русские ломились в Новую Буду. Подобрав два пулемета, мы, командир и я, бросились в середину пяти десятков наших людей.
Обе параллельные дороги, между которыми мы находились, были наполнены лязгом и ревом танков. Пятнадцать танков противника смели наши стрелковые позиции. Люди были раздавлены в грязи под гусеницами или уничтожены сворой вопящих азиатов, бегущих за советскими танками.