— Ну что же ты… — и, резко подавшись вперед, прижалась грудью к поручику.
Звук этого голоса как молотом ударил по подсознанию, очаровывающий морок мгновенно пропал, и Тешевичу внезапно почудилось, что ничего этого нет, а он опять в сибирском подвале, и та самая мерзкая комиссарша бросается на него…
Пытаясь сбросить наваждение, поручик отступил на полшага и вздернул голову.
— Оставьте, пани… Прошу… Найдите себе другого красавчика…
— Красавчика?… — Глаза пани Стефании вспыхнули синим блеском. — Зачем он мне? Я сама красива! А эти смазливые ухажоры мне надоели! Как же, цалуям рунчки, до нужек падам… А мне не это нужно! Мне такой мужик нужен, который жизнь ни во что ставит! Я думала, таких нету… А ты есть… Ну же, смелее…
В ее голосе звучал призыв, и она, сделав шаг, прижалась еще сильнее, так что вылезшие из лифа груди пошли вверх двумя белыми полушариями, но их белизна, снова напомнив прежнее, заставила Тешевича отшатнуться.
— Прекрати! Если тебе надоели приличия, езжай в Совдепию! Там-то тебя изнасилуют прямо на улице!
— Цо? — Глаза пани Стефании широко распахнулись.
— То, что слышала!… — и резко повернувшись, Тешевич одним рывком сломал сук, освободил повод и, взлетев в седло, дал шенкеля…
* * *
Темное болото глухо хлюпало под ногами. То и дело, проваливаясь почти по колено в пропитанный водою мох, Шурка изо всех сил старался не потерять из виду Чеботарева, который, из опасения встречи с дозором, шел впереди шагов на двадцать. Дистанцию держали так, на всякий случай, поскольку мужик, довезший их почти до края болота, клятвенно уверял, что охрана может быть только у речки.
Поручик волновался и странным образом никак не мог взять себя в руки. Видимо, сказались и общая усталость, и сознание того, что достаточно сделать последний рывок, и вся эта взбудораженная и такая опасная Совдепия останется позади. Чувство тревоги возникло у Шурки еще в Москве, когда им пришлось сломя голову мчаться на вокзал и там, «фуксом» перескакивая с поезда на поезд, добираться как можно ближе к западной границе.
Впрочем, можно считать, пока все складывалось неплохо. По железной дороге они доехали почти до Столбцов, а там наняли мужика, который привез их в свою веску [42] , и уже на месте полковник, каким-то шестым чувством определив нужного человека, нашел проводника, согласившегося провести их за две десятки золотом чуть ли не к самой линии пограничных постов.
Казавшееся бесконечным болото постепенно перешло в кривое, плохо различимое редколесье, и еще минут через двадцать полковник, а за ним и Шурка вышли на берег неширокой речки. По утреннему времени над водой плыл туман, и на другом берегу, в серой дымке еле угадывался то ли бурелом, то ли еще что.
С минуту Чеботарев прислушивался, а потом наклонился к Шурке и негромко, как бы советуясь, сказал:
— Брод искать не будем, если что, вплавь…
Не отвечая, поручик взял чуть правее и, стараясь не плюхнуться в какую-нибудь яму, начал осторожно переходить реку. Видимо, стараясь определить, где глубже, полковник взял левее и тихо, без единого всплеска тоже начал перебираться на другую сторону. Шурка, чтобы не потерять в тумане товарища, смотрел то на его силуэт, как бы плывущий в тумане, то на заваленный поломанными деревьями противоположный берег. Незаметно вода, дойдя до пояса, пошла на убыль, и через пару минут поручик уже стоял по щиколотку в иле, решая, как бы ловчей выбраться на сушу.
Берег, на котором уже должны были быть посты поляков, оказался загроможденным толстыми поваленными деревьями. Между стволов можно было различить опутывавшую их колючую проволоку, и Шурка понял, что натолкнулся скорей всего на старое оборонительное сооружение. Поручик глянул в сторону Чеботарева и, увидев, что полковник уже выбрался из воды, заспешил к нему.
И тут на неосторожный всплеск с русского берега вдруг ударил выстрел, за ним другой, послышались крики, и Шурка, не разбирая дороги, рванул вперед. Конечно же он зацепился за проволоку, перелетел через бревно, треснулся обо что-то и, вырвавшись из завала, все сильнее прихрамывая, заторопился вслед за полковником.
Чеботарев ждал Шурку метрах в ста от берега. Увидев полковника, вышедшего из-за дерева, поручик заспешил к нему и радостно крикнул:
— Перешли!
— Не кричи, — остановил его Чеботарев. — Ты чего хромаешь?
— Там… — начал было поручик, но полковник махнул рукой:
— Ладно, потом разберемся, вон сараи какие-то, давай туда.
Через каких-то пару минут, забравшись внутрь крайнего сарая, полковник встал на перегородку, раздвинул над головой редко настланные жерди и вылез наверх. Шурка начал карабкаться следом, и тут подбитая на переправе нога внезапно отдалась резкой болью. Тогда поручик, чертыхаясь, подтянулся на руках и кое-как устроился рядом с Чеботаревым, подоткнув под бока набросанную поверх жердей солому.
Похоже, они успели во время. Почти сразу донесся нарастающий конский топот, звон амуниции и обрывки польской речи. Судя по всему, разъезд, прискакавший на выстрелы, наскоро осматривал прибрежную зону. Шурка, которого всерьез начала беспокоить нога, предложил:
— Может выйдем? Это ж уже поляки…
— Нет, — жестко возразил Чеботарев. — Сидим здесь. Еще черт его знает, кто там ездит…
Нога разболелась основательно, и Шурка, еле дождавшись, пока разъезд ускакал дальше, попросил:
— Господин полковник, гляньте, с ногой что-то неладно…
Чеботарев подвинулся ближе, тронул поручика за голень и присвистнул:
— Э-э-э, голубчик, да тебя ж подстрелили…
— Ах ты… — Шурка скрипнул зубами. — Я ж думал, стукнулся…
— Ладно, раз ковылял столько, значит, кость цела, оклемаешься…
Чеботарев стащил с поручика сапог, задрал штанину и, сняв с себя исподнюю рубаху, туго забинтовал ногу. Шурке враз полегчало, и он, умащиваясь поудобнее, спросил:
— Долго тут сидеть будем?
— Определиться надо. Пусть рассветет…
Прошло еще минут сорок, прежде чем Чеботарев решился выбраться из сарая. Полковник помог охающему Шурке слезть с жердяного настила, перебинтовал рану и подобрал ему палку, чтобы можно было опираться при ходьбе. Пока полковник мастерил костыль, Шурка попробовал обуться, но сапог не лез на повязку, и тогда поручик завернул голенище, прикрыв рану штаниной. Потом, крадучись, они на всякий случай обошли дома стороной и остановились только на перекрестке сельских дорог.
Теперь у Чеботарева не было сомнений в правильности перехода, но, к удивлению Шурки, он вовсе не спешил к людям. Наоборот, присмотревшись к поставленной у дороги маленькой скульптуре забеленного со всех сторон святого, полковник встал к ней спиной, считая шаги, зашел в придорожный кустарник и там, аккуратно сняв складным ножом дерн, вырыл небольшую яму.