Это были уродцы с лицами, похожими на морды грызунов, в большинстве своем 16-летние. Они были измучены долгим маршем и недосыпанием. Им пришлось проделать пешком более 200 километров из Пскова за четыре дня, комиссары постоянно подгоняли их, угрожая расстрелом, если кто-то замедлял шаг. Они выглядели ужасно. Большинство носили потрепанные немецкие шинели. Они напялили эти шинели, чтобы обмануть нас, выдав себя на немецких солдат. Предательство было омерзительным, однако они были слишком молоды и перепуганы. Я приказал им спать, и все они попадали буквально там, где стояли.
Наши танки нанесли жестокий удар русским танкам. Несколько из них вспыхнули. Другие пустились полным ходом наутек. Нам следовало воспользоваться замешательством. Я отдал приказ начинать вторую фазу операции, то есть захват лесной дороги.
Пехота красных прочно удерживала опушку, и темнота стояла непроглядная. Мы с трудом различали пулеметы, которые выплевывали сребристые и золотые струи из окрестных кустов.
С криком наши солдаты бросились на врага. Один из моих молодых лейтенантов, командир отделения, которому накануне я сделал строгий выговор, ответил: «Я обещаю вам, что я сделаю это». Он был высоким, крепко скроенным гигантом с голубыми глазами. Он бросился вперед, как метеор, сметая все на своем пути, и в темноте налетел на советское пулеметное гнездо. Однако пули изрешетили его, он получил множество ран в руку, ногу и грудь. Однако лейтенант сдержал слово и открыл брешь, в которую ворвались его солдаты. Я на ощупь приколол Железный крест к его куртке, пропитавшейся кровью.
Красные бежали. Наши солдаты наступали бегом по обочинам дороги. Танки, уверенные в безопасности флангов, очистили дорогу на большом протяжении. К 03.00 мы достигли второго населенного пункта, ворвались в него и вышибли оттуда защитников.
Мы отбили две деревни из трех и вернули половину территории, захваченной красными. Еще 5 километров, еще одна деревня, которую следует занять с помощью пулеметов и гранат, и мы сможем атаковать мост.
Но это можно будет сделать, только если мы не замедлим с развитием успеха, но для этого требовалось по крайней мере 500 человек. За эти два часа я уже потерял 80 солдат. У меня остались лишь немногим больше 150 человек. Также мне требовалось 20 танков. А у меня с самого начало было всего 6 штук. Один из них взорвался во время боя в Ноэла, а нам предстояло преодолеть еще более серьезные препятствия.
Этот ночной бой развивался успешно лишь потому, что противник прибыл после долгого марша и был выбит решительным ударом.
Хотя нас осталась всего лишь горстка, мы тем не менее были полны решимости выполнить поставленную задачу. Нашей целью не являлось уничтожение противника. Нам следовало прорваться к мосту и уничтожить его, пусть даже нас останется 20 человек, 10 человек. С этого момента каждый из наших взводов должен был попытаться сделать это самостоятельно, не обращая внимания на то, что происходит с остальными. Я выдал им взрывчатку, необходимую для минирования моста.
Мы прекрасно понимали, что нами пожертвовали для решения этой задачи. Но мы были готовы. Среди нас нашлось бы в десять раз больше добровольцев для выполнения приказа. Ярость битвы, ночная темнота, эффект внезапности и паника в рядах противника могли помочь нам.
К несчастью, на выходе из деревни мы были вынуждены задержаться. Здесь были установлены несколько советских противотанковых орудий. Они обстреляли нас. Нам пришлось вступить в кровавую рукопашную схватку на опушке елового леса с его тысячами ловушек. Половина наших офицеров погибла. Остальные собрали солдат для нового рывка. В течение получаса все должно было решиться. Советские танки подходили отовсюду. Взорвался второй немецкий танк. Немецкое командование очень берегло оставшиеся машины. Командир танкового отряда получил приказ быть осторожным. Но чтобы добиться успеха, нам следовало пойти на риск и, возможно, потерять все 4 оставшихся танка. Только в этом случае несколько наших солдат сумели бы проскочить к мосту и взорвать его.
Мы с ужасом увидели, как уцелевшие немецкие танки начали отходить, отстреливаясь. Наши мертвые лежали на дороге повсюду, наши раненые сами брели назад без единого стона.
Красные, видя отступление наших танков, снова приободрились. После перепуганных детишек, с которыми мы легко справились, на нас бросили специальный батальон прирожденных убийц, смертоносных гигантов с бритыми головами.
Тем не менее наши парни, упрямые, как ослы, не собирались отступать даже перед такими. Но советские танки с ревом подходили все ближе, грохот их гусениц сотрясал воздух. И снова 15 русских танков ворвались в деревню.
Немецкие танки не отвечали. Они уже прошли эту деревню и сейчас отходили к Ноэла, желая как можно быстрее оставить позади опасную дорогу, вьющуюся между елями. Предрассветная мгла уже начинала редеть, и пожары сияли уже не столь ярко.
Наши солдаты, которых вражеские танки на длинном пути обогнали без труда, лишь с большим усилием сумели пробраться по лесу к той деревне, откуда началась наша атака. 4 немецких танка уже стояли там, изо всех сил стараясь сдержать напор советских танков. Я поспешно организовал нечто вроде оборонительного рубежа.
Мы потерпели неудачу. У меня остались всего 110 человек. 4 немецких танка составляли нашу главную ударную силу. Я допросил захваченных пленных. Они охотно сообщили, что ночью реку Эмайыги пересекли более 30 советских танков.
Примерно 15 из них расстреливали дома, рядом с которыми мы находились, один за другим, словно сбивали кегли.
День 25 августа стал самым драматическим в ходе битвы за Дерпт. Часы показывали уже 04.30. Несмотря на всю нашу отвагу, превосходство в людях и технике принесло красным победу. Они уже вклинились на 10 километров к северу от Эмайыги. Дерпт находился на южном берегу реки.
Мы столкнулись с чрезвычайными трудностями. Как мы, сто человек на импровизированной линии у Ноэла, сумеем удержаться? И даже если нам это удастся, нас ведь могут обойти с флангов. Другие дороги выходили из леса далеко справа от нас.
Я послал радиограмму, сообщая генералу Вагнеру о сложившейся критической ситуации. Никакого ответа, и по вполне понятной причине. Русские только что форсировали Эмайыги и на восточном фланге его сектора. В 09.00 Дерпт был внезапно захвачен красными, которые тут же без задержки переправились на другой берег реки.
Мы сами ввязались в столь жестокий бой, что совершенно не имели времени думать о происходящем на других участках фронта. Мой командный пункт дважды за два часа накрывала артиллерия. Я сам не пострадал, если не считать царапин на шлеме, но радиостанция была уничтожена. Мой автомобиль вышел из строя, так как все четыре его шины были продырявлены.
Я расположился в открытом поле, поддерживая связь с ротами только с помощью посыльных.
Я видел, как один за другим подходят мои парни, измученные, раненые, покрытые пылью и кровью, но все-таки улыбающиеся. Дорога Дерпт — Ревель оставалась у нас в тылу. Люди тащились к ней, с трудом забирались на грузовики, которые сотнями неслись на север, оставляя за собой пыльные вихри.